Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]

Но разве самолет-опылитель поднимется к тем морозным высотам, где они любили зависать? Конечно поднимется, если все уже на Небе. Но он же не герметичен и на борту нет запаса кислорода? Да какое это имеет значение, если все на Небе, включая самолет?

Велкин приняла Небо с газировкой «Маунтин Визз». Карл сунул на губу, как нюхательный табак. Икар скатал самокрутку и засмолил. Джозеф смешал с питьевым спиртом и вколол в вену. Пилот Ронни слизывал и жевал, как сахарную пудру. Самолет по имени «Сорокопут» принял Небо в топливопровод.

Пятнадцать тысяч метров – кто бы еще смог так высоко подняться на кукурузнике! Тридцать градусов ниже нуля – и совсем не холодно! Воздух слишком разрежен, чтобы дышать? Если ты на Небе, подобная мелочь ничего не значит.

Велкин шагнула наружу – и полетела вверх, не вниз. Это был ее коронный трюк. Она весила мало и всегда забиралась выше остальных. Она все поднималась и поднималась, пока не растворилась в вышине. Потом спустилась обратно, но уже заключенная в сферу из ледяных кристаллов, внутри которой переливалась и строила рожи.

Ветер пронзительно свистел, обжигая кожу, и дайверы покинули борт. Они пошли вниз, планируя, соскальзывая и кувыркаясь, иногда неподвижно замирая в воздухе – по крайней мере, так казалось – или даже немного поднимаясь. Спустившись ниже, они рассыпались по облакам – черно-белым облакам с солнцем внутри и розовым солнечным румянцем по краям. Они раскололи ледяную сферу Велкин, и девушка выбралась наружу. Потом они ели тонкие кусочки льда, очень холодные и хрустящие, с запахом озона. Алдзарси стянул с себя футболку и загорал на облаке.

– Смотри, сгоришь! – крикнула ему Велкин. – Нигде так не сгорают, как на облаке.

Это точно!

Протаранив плотную белизну облаков, они спустились в безграничный голубой простор. Облака теперь были сверху и снизу. Именно здесь Гипподамия [96]проводила забеги на колесницах – на земле для этого не хватало места. У горизонта нижние облака загибались вверх, а верхние – вниз, образуя замкнутое пространство.

– Это наше собственное пространство и наша собственная небесная сфера, – заявил Икар (он, как и остальные, использовал скайдайверское имя, которое не совпадало с настоящим), – и они обособлены от всех людей и миров. Людей и миров нет, пока мы считаем, что их нет. Ось нашего пространства – его гармония. А значит, пока пространство в идеальной гармонии, время стоит на месте.

И правда, часы остановились.

– Там, внизу, мир, – сказал Карл. – Жалкий презренный мир. И он будет оставаться таким, сколько мы пожелаем. Конечно, он существует, хотя и призрачно. Конечно, мы сжалимся над ним и позволим стать реальным. Но это позже. А пока он плоский, и по нашей воле останется таким.

– О да, это очень важно, – произнес Джозеф многозначительно, как типичный человек на Небе. – Пока наше собственное пространство искривлено и замкнуто, мир должен оставаться плоским или вогнутым. Нельзя позволить ему выгнуть спину – это опасно. Пока он плоский и презренный, разбиться о него невозможно.

– Как быстро мы упадем, если позволим времени течь в его собственном ритме? Или в нашем? – спросила Велкин.

– Гефест однажды падал весь день, – сказал Икар Райли. – А тогда дни были не чета нынешним…

Слегка окосевший Карл Флигер вынырнул из глубин внутренней сексуальной страсти, которую часто испытывал во время дайвинга. Икар Райли словно надышался веселящим газом – явный признак того, что Небо отпускает. Джозеф Алдзарси ощутил холодный ветерок спиной и серию отрывистых коротких предчувствий.

– Мы не совершенны, – заявил Джозеф. – Но может, завтра или послезавтра станем такими. До цели рукой подать, и мы выигрываем раунд за раундом. Давайте отбросим легкомыслие, чтобы не упустить сегодняшнюю победу. Земля выгибает старую спину, так что приготовьтесь! Пора, парни!

Четверо (или, возможно, только трое) дернули за кольца. Парашюты вышелушились из рюкзаков, распустились и рванули стропы. Во время беседы скайдайверы держались рядом, пучком. Но на подходе к земле их разбросало на пятьсот ярдов.

Приземлившись, они снова собрались вместе и сложили парашюты. Дайвинг закончился.

– Велкин, как ты сумела так быстро сложить парашют? – Икар смотрел с подозрением.

– Я не знаю.

– Ты же самая медлительная и неаккуратная из нас, и твой парашют каждый раз приходится переукладывать. К тому же ты приземлилась последней. Как ты умудрилась сложить парашют раньше всех? Да еще так безупречно! И выглядит как моя укладка. Именно так я его тебе вчера и сложил.

– Икар, не знаю. Ой, кажется, я поднимусь еще раз, честное слово…

– Нет, Велкин, для одного утра достаточно. А ты точно раскрывала парашют?

– Я не знаю.

На следующее утро, приняв Неба по полной, они снова поднялись в небо. Маленький самолет по имени «Сорокопут» взлетел так, как ни один самолет до этого, – вверх, сквозь Бурю. Затянутая грозовыми облаками Земля съежилась до горошинки драже.

– Сейчас мы сыграем с ней шутку, – объявила Велкин. – Когда ты на Небе, это можно сделать с чем угодно, и шутка будет явью. Я скажу, что горошина, которая была нашим миром, – ничто, пустяк. Смотрите, она исчезла! Потом я выберу другую горошину, вон ту, например, и назову ее миром. И теперь именно в этот мир мы спустимся. Я поменяла один мир на другой, и он не знает, что с ним случилось.

– И все же он встревожен, – сказал Джозеф Алдзарси, раздувая ноздри. – Ты его взволновала. Неудивительно, что у него приступ неуверенности.

Они поднялись на миллион футов над землей. Альтиметр не был рассчитан на такую высоту, но пилот Рональд Колибри приписал мелком несколько нулей на шкале, и теперь показания соответствовали действительности. Велкин вышла наружу. Карл, Икар и Джозеф последовали за ней. Пилот Рональд Колибри тоже вышел, но вспомнил о своих обязанностях и вернулся в самолет.

На огромной высоте нет голубизны, кругом все черное и звездное. Из-за низкой температуры пространство испещрено трещинами и провалами.

Они спикировали на полмиллиона футов за долю секунды и с хохотом вышли из пике. Прыжок взбодрил, мир заиграл новыми красками. Они топали по облакам, и те отзывались звоном, как мерзлый грунт. То была родина инея, снежинок и зеркального льда. Здесь обитали творец погоды и сын его – ветер.

Они вошли в пещеру изо льда, смешанного с моренными отложениями, и нашли там вырезанные из оленьего рога топорики, а также кости хемициона [97] Хемицион – нечто среднее между собакой и медведем. Жил в эпоху миоцена. и угли, еще тлеющие. Ветры носились стаями – охотились в глубоких ущельях меж холодных фортовых [98] См. с. 68. облаков, встречающихся только в самых верхних слоях атмосферы.