Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]
- Название:Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Аттикус
- Год:2021
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-389-19607-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres] краткое содержание
Впервые на русском – подборка лучших рассказов «самого оригинального из наших писателей» (Джин Вулф), «нашего североамериканского непризнанного Маркеса» (Терри Биссон), «самого безумного, колоритного и неожиданного автора из ныне живущих» (Теодор Старджон), одного из тех «уникальных писателей, которые с нуля создали собственный литературный язык» (Майкл Суэнвик). Отдельные рассказы современного классика переводились на русский еще с 1960-х гг., но книгой публикуются впервые. Более того, каждый рассказ сопровождается предисловием (а иногда и послесловием) таких мастеров жанра, как Нил Гейман, Сэмюел Дилэни, Харлан Эллисон, Конни Уиллис, Джон Скальци, Джефф Вандермеер и многих, многих других, завороженных его «парадоксами и противоречиями… безумными придумками и острым юмором» (Майкл Суэнвик). Герои Лафферти могут за восемь часов сколотить и утратить четыре состояния, спрятать целую долину в полутораметровой канаве, устроить на главной улице неделю ужаса с помощью семидневного исчезателя, сорвать планы Карла Великого, прокатиться через галактику в консервной банке, смастерить философскую концепцию из железа, разгадать загадку Долины старых космолетов на планете Медведей-Воришек и выиграть у самого Бога внекалендарные дни…
«Он был сам себе жанр, и его рассказы не похожи ни на чьи другие: завиральные байки, стартовавшие в Ирландии и прибывшие в Талсу, штат Оклахома, с пересадками на Небесах и на дальних звездах» (Нил Гейман).
Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
О, Небесный Иерусалим! Как он пошел!
Все они, без сомнения, достигли совершенства, и Небо им никогда больше не потребуется. Теперь они сами были Небо.
– Мир такой крошечный! – зазвенел голос Велкин. – Городки – как мушиные пятнышки, а мегаполисы – как мухи.
– Экая несправедливость! – возмутился Икар. – Муха – низшее существо, а такое возвышенное имя носит.
– Это я мигом исправлю, – пропела Велкин. – Повелеваю всем мухам: сдохните!
И все мухи сдохли.
– Вот уж не думал, что ты сумеешь, – удивился Джозеф Алдзарси. – Что ж, несправедливость устранена. Теперь благородное имя Мух наше. Нет больше Мух, кроме нас!
Все пятеро, включая пилота Рональда Колибри, покинули борт «Бессмертного орла», на этот раз без парашютов.
– Ты как, справишься один? – спросил Рональд у покачивающегося с крыла на крыло самолета.
– А то! – кивнул кукурузник. – Я, кажется, знаю, где тут другие «Бессмертные орлы» летают. Найду себе пару, совьем гнездо…
Было безоблачно, а может, они теперь видели сквозь облака. А может, из-за того, что Земля превратилась в крошечный шарик, облака вокруг нее стали несущественными. Чистый свет лился со всех сторон: солнце тоже стало несущественным и утратило свою главную функцию источника света. Осталось чистое стремительное движение, не привязанное к пространству. Двигаясь стремительно, они никуда не перемещались – они и так были везде, в сверхзаряженном центре всего.
Чистый обжигающий холод. Чистая безмятежность. Нечистая гиперпространственная страсть Карла, а затем их общая страсть – но хотя бы чисто необузданная. И во всем – ошеломляющая красота, спаянная со вздыбленным, как скалы, уродством, рождающим чистый экстаз.
Велкин Алауда превратилась в мифическое существо с кувшинками в волосах. И вовсе не обязательно говорить, что было в волосах у Джозефа Алдзарси. Миллион лет или миллиард – одно вечно длящееся мгновение!
Но никакого однообразия, нет! Спектакли! Живые картины! Декорации! Сцены возникали на неуловимый миг – или возникали навсегда. Целые миры, созревшие в беременной пустоте: не только сферические, но и додекасферические, и гораздо более сложной формы. Не какие-то там жалкие детские семь цветов, а семь в седьмой степени и еще раз в седьмой – вот сколько!
Ясные звезды, такие живые в ярком свете. Вы, видевшие звезды лишь в темноте, лучше молчите – вы ничего не видели! Астероиды, которые они глотали, как соленый арахис, ибо все трансформировались теперь в гигантов. Галактики как стада буйных слонов. Мосты протягивались через пространство, такие длинные, что оба их конца исчезали за сверхсветовой границей. Чистейшие водопады, как по валунам, сбегали по скоплениям галактик.
Неумело забавляясь с одним из таких потоков, Велкин случайно погасила Солнце.
– Да и фиг с ним! – успокоил ее Икар. – По земным меркам минуло то ли миллион, то ли миллиард лет, и Солнце все равно уже тускнело. И ты всегда можешь сделать другое.
Карл Флигер метал грозовые молнии в миллионы парсеков длиной и пытался ими, как хлыстом, подцеплять скопления галактик.
– А вы уверены, что наше время не вышло? – спросила Велкин с некоторым опасением.
– Время вышло само для себя, но к нам это не имеет отношения, – объяснил Джозеф. – Время – всего лишь метод подсчета чисел. Причем неэффективный, потому что числа, во-первых, ограниченны, а во-вторых, счетовод неминуемо скончается, дойдя до конца серии. Один лишь этот аргумент доказывает бессмысленность подобной математической системы; зачем вообще ее учат?
– Значит, нам ничто не угрожает? – Велкин хотела определенности.
– Нет, разве что внутри времени, но мы-то вне его. Ничто не может воздействовать на нас, кроме как в пространстве, а мы – вне пространства. Прекрати, Карл! То, что ты делаешь, называется содомией…
– У меня в одном из внутренних пространств червь, и он меня беспокоит, – пожаловался пилот Рональд Колибри. – Он очень шустрый.
– Нет-нет, это невозможно. Ничто не может нам навредить, – уверенно повторил Джозеф.
– У меня тоже червь во внутреннем пространстве, только более глубоком, – сообщил Икар. – Это не в голове, не в сердце, не в кишечнике. Может, мое внутреннее пространство всегда было вне общего пространства? Мой червь не грызет меня, но он шевелится. Может, это просто усталость оттого, что я вне досягаемости чего бы то ни было?
– Откуда эти сомнения, друг мой? – проворчал Джозеф. – У тебя их не было мгновение назад, у тебя их не было десять миллионов лет назад. Так откуда они сейчас, когда нет никакого «сейчас»?
– Ну, что до этого… – протянул Икар (и миллион лет минул), – хотелось бы взглянуть на один объект из моего прошлого… – (и минул еще один миллион лет), – он называется «мир».
– Ну так удовлетвори любопытство, – посоветовал Карл. – Или не знаешь, как сотворить мир?
– Знаю, но будет ли он тем же?
– Постараешься – будет. Он будет таким, каким ты его сделаешь.
И Икар Райли сотворил мир. Но он не слишком старался, и мир получился не совсем таким, как раньше, хоть и похожим.
– Хочу посмотреть, осталось ли там кое-что из моего, – заявила Велкин. – Подвинь-ка его поближе.
– Вряд ли там будет что-то из твоего, – сказал Джозеф. – Вспомни, сколько миллиардов лет прошло.
– Оно будет там, если я помещу его туда, – возразил Икар.
– К тому же ты не сможешь пододвинуть мир ближе. Дистанции теперь бесконечны, – добавил Карл.
– Зато могу подстроить фокусное расстояние, – опять возразил Икар и так и сделал.
Мир неизмеримо приблизился.
– Мир помнит нас, как щенок – хозяина, – сказала Велкин. – Смотрите, он прыгает на нас.
– Скорее, как лев, который хочет добраться до охотника, забравшегося на дерево подальше от когтей, – проворчал Икар, предчувствуя недоброе. – Но мы-то не на дереве.
– До нас ему не дотянуться, как ни старайся, – парировала Велкин. – Пора спускаться.
(«И наклонили они небеса и сошли».)
Очень странная вещь приключилась с Рональдом Колибри, когда он коснулся земли. Казалось, у него начался припадок. Его лицо обмякло, на нем отразились боль и ужас. На призывы он не отвечал.
– Рональд, что случилось? Не молчи! – отчаянно молила Велкин. – Ой, что это с ним? Кто-нибудь, помогите!
Тут с пилотом стало происходить совсем уж невероятное. Он начал складываться и разрушаться, снизу вверх. Кости медленно лопались и протыкали кожу изнутри, внутренности вылетали наружу. Рональд сплющивался. Дробился. Расплескивался. Разве возможно, чтобы человек расплескивался?
Затем приступ настиг Карла Флигера: та же вялость и ужас на лице, то же складывание и разрушение снизу вверх – такая же отвратительная последовательность.
Следующим в состояние разрушения вошел ничего не понимающий Джозеф Алдзарси.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: