Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]

Та часть дома, которую занимала мастерская, наполовину уходила вглубь горы. Дальше, уже внутри горы, был полутемный склад, а за ним – целая анфилада комнат, где хранились запчасти и всякая всякота. Помещения были совсем темные, с каменными стенами, и чем дальше, тем темнее в них становилось и тем больше они походили на пещеры. Они тянулись одна за другой, и цепочке этой, казалось, нет конца.

В этих черных-черных, темных комнатах стояли горшки и котлы, и в них можно было найти детали и запчасти к любой машине в мире. Главное – знать, в какой горшок сунуть руку. Так говорил Генри Хитропалый.

Ореада бежала вперед в абсолютной черноте – комната за комнатой, коридор за коридором. По пути она выхватывала из горшков и печей разные детали и что-то лепила из них на ходу. Когда она закончила, это что-то вопросительно тявкнуло.

– Что же я забыла? – задумалась Ореада. – Ах да, Расти, у тебя же только одно ухо. Прости, пожалуйста.

Она вытащила второе ухо из горшка со вторыми ушами и побежала дальше, прицепляя ухо на бегу. Наконец железная собака была готова. Теперь она могла лаять и бежать рядом с Ореадой по тоннелям внутри горы.

Такую песенку пела Ореада. Иногда горные дядюшки были заняты – они делали цифры, буквы и другие запчасти для всего мира. Тогда они не могли играть. Но кто-то один всегда приходил, и сегодня это был Келмис. Он сильнее других пропах дымом, но Ореаду это совершенно не раздражало. Тем более что он знал столько историй и был такой веселый, и в нем пылал темный огонь – тот самый, из которого можно слепить все, что угодно. Они веселились и играли весь день до вечера (как бы сказали те, кто живет на свету). Но потом Келмис ушел работать.

А Ореада вместе с железным псом Расти поспешила анфиладой темных комнат обратно в дом. По пути она разбирала пса и возвращала детали на свое место, каждую в свой горшок. В последнюю очередь она бросила собачий лай в горшок для лая, потом пробежала через мастерскую и поспела домой точно к ужину.

– Ох, Ореада, от тебя пахнет дымом и бог знает чем, – вздохнула Франсес Хитропалая. – Почему ты не играешь на солнышке, как другие девочки? Почему не бегаешь по улице с ребятами?

– Я уже делала железного мальчишку, чтобы играть с ним, – ответила Ореада. – Ты не представляешь, что он нес и чем предлагал заняться. Потом я его сто лет разбирала обратно на запчасти. Честное слово, мама, больше никаких железных мальчишек. С ними хлопот не оберешься.

– Тут, Ореада, ты права, насколько помню, – согласилась Франсес. – И откуда ты только берешь эти свои истории?

– Делаю из железа, мама, – совершенно серьезно ответила девочка. – Железо – первооснова всего. Нужные части лежат в горшках в темных комнатах. Остается только соединить их.

– Части твоих историй?

– Ну да.

– Железных историй?

– Вот именно.

– Какая же ты у меня хитроумная, Ореада! Какая у тебя хитрая мордашка и ловкие пальчики! – улыбнулась мама. – А давай-ка ты съешь ужин с железной тарелки и железными ножом-вилкой, а?

– Правда? Побегу сделаю их! – обрадовалась Ореада.

– Тогда заодно сделай и мне такие же, – попросил Генри Хитропалый.

– Нет, Ореада, не надо никуда бежать. Садитесь оба за стол и ешьте ужин, на чем подадут.

Франсес очень любила мужа и дочку, но иногда совершенно их не понимала.

Нельзя сказать, что Ореада росла или взрослела. В школу она пошла в девять лет, но выглядела тогда на четыре или пять. Хотя школа была только для видимости – Ореада и без нее давно все знала.

Училась она хорошо. Она была особенная девочка, хотя сама того не сознавала. Иногда на уроках она отвечала так, что все столбенели, но никто не назвал бы ее ответы неверными. Какая разница, с какого конца ты начинаешь отвечать? В общем, Ореада была необычная маленькая девочка с хитрой улыбчивой мордашкой, и большинство одноклассников ее любили. А те, кто не любил, боялись. Но разве можно бояться такую хрупкую девчушку, как Ореада Хитропалая? Еще как можно! Потому что она говорила: «Не обижай меня, не то сделаю железного волка, он тебя съест». И ведь сделала бы! Все это прекрасно понимали.

Домашнюю работу Ореада всегда выполняла на отлично. Правда, не совсем по-школьному, как считала мама. Ореада брала учебники и шла в мастерскую отца, потом на склад, а оттуда вглубь горы в черные комнаты с горшками и деталями.

Так пела Ореада. А потом просто брала железные ответы из особых горшков, раскладывала их по предметам и делала оттиски в тетрадях. Все задания оказывались выполненными правильно и к тому же выглядели так, будто она написала их своей рукой. Так она готовила домашние задания – отвечала на вопросы по чтению, литературе и Закону Божьему, решала задачки по арифметике. И всегда без единой ошибки. Потом она бросала железные ответы каждый в свой горшок, и они снова расплавлялись в шлак.

– А ты не думаешь, что это обман? – спрашивала ее мама. – Что, если все остальные дети начнут делать задания так же, как и ты?

– А вот и нет. Они не смогут, потому что у них нет хитрых пальчиков и горячее железо сожжет им руки. Нет, мама, это не обман. Это просто хорошее знание предметов.

– Тогда ладно, – соглашалась Франсес.

На самом деле она очень многого не понимала в своем муже Генри («Он такой мальчишка, совсем мальчик, железный мальчик») и дочери («Она как сова, маленькая сова, железная совушка»). Генри и Ореада не любили дневной свет, но всегда встречали его храбро и стойко, как только могли.

Однажды Ореада застала маму всю в слезах, но в этих слезах была и соль счастья.

– Посмотри. – И Франсес показала дочери валентинку, железную валентинку, которую подарил ей Генри.

Там было железное сердце и стихи из железа:

– Ой, как мило, мама! – восхитилась Ореада.

– Но она же из железа!

– Ага. Знаешь, самые первые в мире стихи тоже были из железа.

– А пятьсот лет? Что это значит?

– По-моему, вполне достойно – после смерти жены выждать пятьсот лет и только потом снова жениться.

– Наверное, ты права, Ореада, – вздохнула Франсес.

Иногда ей приходилось нелегко со своей семьей.

Мастерская приносила Генри приличный доход. Вернее, приличный доход приносила продажа разных деталей из темных комнат, расположенных за мастерской. Продавцы запчастей и другие специалисты по ремонту, причем не только пишущих машинок, приезжали к нему за деталями. Цены он не заламывал, а найти в его закромах можно было все без исключения. Например, приходит какой-нибудь торговец запчастями, смотрит в каталог и называет номер детали трактора, сенокосилки или, допустим, посудомоечной машины. «Минутку», – говорит Генри и отправляется в свои таинственные темные комнаты. Идет и напевает смешную песенку: