Владимир Сорокин - Доктор Гарин

— Voil à!

Посидел, оглядываясь.

— Ворон! Ну и где ты?

Ворона нигде не было. Только голые деревья вокруг.

Приступ бессильного смеха снизошёл на Гарина, и он смеялся, смеялся, мотая тяжёлой, промёрзлой головой и тряся заиндевевшей бородой.

— Нет тебя, птица вещая, — произнёс он, отсмеявшись, и хотел было встать, но не встал.

Он вдруг вспомнил, что забыл что-то исполнить для этого ритуала. Что-то всё-таки не сделал. Сокровище, кровь вороны, это всё есть. Но что-то он не сделал. На рисунке том человек сидел, поджав ноги так же, как и Гарин. Но что-то ещё было в том человеке. В его лице.

— Он глаза закрыл! — вспомнил Гарин. — Всего-то! Voilà!

Смеясь, он закрыл глаза. И тут же открыл их.

В центре круга сидел белый ворон.

Гарин застыл, онемев.

Ворон сидел в центре круга.

Живой.

Настоящий.

Белый.

Невероятно красивый. Больше обычного ворона. Раза в два. Очень большой белый ворон. Его белизна была другого оттенка, чем снег, с еле заметным голубоватым отливом. Розовый глаз с чёрным значком не мигая глядел на Гарина. Мощный белый клюв был слегка загнут на конце.

Гарин почувствовал, что не может вдохнуть.

В ушах у него запели стальные цикады. Весь окружающий мир, серое небо, деревца, снег с пожухшей травой — всё стянулось, потускнело, выгибаясь вокруг белого ворона. Всё стало размытым, а он, словно под лупой, сидел в центре мира — весь , целиком, до последнего пёрышка. Не блистая светом, ворон был столь ярок и подробен, что у Гарина заломило глаза и он зажмурился.

Снова открыл их.

Ворон сидел неподвижно. И моргнул. И пошёл по кругу, передвигая когтистые белые лапы. И одна лапа у него была меньше другой, как в книге! Он подошёл к окровавленному платку, клюнул его, выпрямился и щёлкнул клювом. Прижал платок к земле меньшей лапой. Быстрым ударом клюва вырвал из платка кусок окровавленной материи.

И проглотил.

Постояв над платком, моргнул.

Пошёл к жемчужине. Повернув голову набок, глянул на супержемчужину. И сразу быстро схватил её, зажал в клюве. И пошёл с ней к Гарину. Остановился в шаге от него. Скосил голову, уставившись розовочёрным глазом на Гарина. Моргнул и замер.

Ворон был великолепен. Гарин мог различить мельчайшие пёрышки на голове птицы, матовый блеск белого клюва, сжимающего жемчужину, голубовато-чёрные щели ноздрей на этом клюве.

Ворон смотрел на Гарина. Он ждал чего-то от него.

Гарин снова зажмурился, открыл глаза и осторожно втянул в себя воздух.

Белый ворон смотрел ему в глаза.

В голове у доктора не было ни одной мысли. Он всё забыл — кто он и откуда. Мучительно стал вспоминать. Это было так трудно! Словно собирать, склеивать развалившиеся шестерёнки привычного, десятилетиями отлаженного механизма. Невероятным усилием он собрал эти шестерёнки. И понял, что ворон ждёт от него просьбы. Просьбы! Он должен о чём-то попросить эту фантастическую птицу.

«Я куда-то шёл… я что-то хотел… что, что мне надо?!»

Мысли задвигались тяжело, каменно.

«Куда я шёл? Что мне надо? Я шёл к людям? Куда?!»

В голове звенела пустота.

Ворон ждал.

Его глаз сверлил доктора.

И уставившись в этот яркий чёрный зрачок, Гарин вспомнил.

Разлепив губы, он произнёс:

— Мне… нужно в Хабаровск.

Ворон напружинил лапы, развёл мощные белые крылья, взмахнул ими и взлетел, подняв снежную пыль. Попав доктору на лицо, эта пыль привела его в чувство.

Ворон пролетел над макушками деревьев и сел на снег в отдалении. Гарин понял, что должен идти за ним. Он встал и пошёл.

Едва он приблизился к ворону, как тот снова взлетел и опустился подальше, в том же направлении. Гарин подошёл к нему. Ворон снова взлетел. И снова опустился на снег.

Гарин шёл за вороном. Ворон поднимался, взлетал и опускался на снег. И снова взлетал, подождав Гарина.

Гарин шёл. Это было так просто, что у Гарина внутри не было ни слов, ни мыслей. Он просто шёл за вороном, шёл и шёл. Лес расступался, редел и сгущался снова. Гарин шагал и шагал по лесу. Не было ни холода, ни усталости. Он смотрел на большую белую птицу с супержемчужиной в клюве. Она летела и садилась, поднималась, снова летела, снова садилась, ведя за собой Гарина.

Время перестало существовать для доктора. Остался только его путь сквозь этот малоразличимый окружающий мир. Доктор шёл сквозь этот мир за вороном. И мир расступался, обтекая доктора.

Лес менялся вокруг Гарина. Деревья вырастали, старели, снова молодели, сгущались и редели. Это длилось и длилось, но Гарин совсем не различал этой протяжённости. Снова пошёл снег, но мелкий, редкий. Серые низкие тучи сменились высокими белёсыми.

Ворон сел на ёлку. Гарин зашагал к нему.

Ворон глянул на доктора, моргнул, снялся с ёлки, заставив её встряхнуться. Сильно замахав крыльями, поднялся и полетел над лесом, прочь от доктора.

Гарин остановился возле качающейся ёлки.

Щурясь, он следил за вороном, но тот сливался с белёсым, сыплющим мелкую снеговую крошку небом.

Ворон исчез в небе.

Гарин зашагал в направлении пролёта ворона. Он шёл, обходя деревья, перешагивая через лесоповал, оступаясь на запорошенных снегом кочках. Шёл, по-прежнему не думая и не говоря с собой.

Он шёл и шёл туда, где пролетел белый ворон.

Споткнулся о припорошенную снегом кочку, встал и двинулся дальше, как робот.

Лес вокруг был густым, хоть и не старым. Но в лесу слышалось что-то. Совсем рядом что-то глухо работало.

Гарин пошёл на этот звук. И вдруг лес расступился. И доктор шагнул, как на сцену, на большую, ровную круглую поляну. Деревья на ней были срезаны под корень и брошены в лесу неподалёку. Посередине поляны виднелся невысокий бетонный подиум, а на подиуме… На подиуме стоял белый птеродактиль с опущенным книзу хищным клювом и поднятыми вертикально полукрыльями. У птеродактиля была кабина. Был номер YZ 762. Были резиновые шасси. А из-под крыльев высовывались овальные боевые конусы с синими концами ракет «воздух — воздух» и красными «воздух — земля». Внизу из поджарого брюха торчала шестиствольная пушка.

В подиуме был открыт люк, из люка к птеродактилю шёл толстый оранжевый шланг. Возле шланга стоял человек в зимней одежде военного лётчика и смотрел на Гарина. И в люке гудел топливный насос.

Мысли вдруг вернулись к Гарину.

Словно покинувший его ворон уступил им место.

Гарин постоял, уставившись на железного птеродактиля. И зашагал к нему.

В руке у лётчика появился увесистый пистолет со снаряженным подствольничком.

Гарин разжал губы, собираясь с мыслями.

И они пришли, словно никуда и не уходили.

— I'm sorry! — хрипло воскликнул Гарин и поднял вверх обе руки.

— Who are you?

— I'm a doctor.

— What's your name?

— Garin. I'm Doctor Garin. From Barnaul. A psychiatrist.

— Доктор Гарин? — повторил лётчик по-русски с северным акцентом. — Психиатр?