Владимир Сорокин - Доктор Гарин

Кеша привычно двойной подбородок потеребил.

— Да, а ты обедал?

— Поел сегодня пораньше.

Иван Терентьич на папки смотрел, с мыслями собираясь.

— Жрать хочу, заработался. Слушай, Вань, хочешь — посиди тут, полистай, их сейчас в архивный заберут. Навсегда! Такого больше не увидишь. А я пожрать схожу, недолго.

Не успел Иван Терентьич что-то из себя выдавить, как Кочергин исчез. И остался пустой кабинет с Дзержинским и Брежневым на стене и папками на столе.

«На кой чёрт…» — Недовольно Иван Терентьич к столу присел, взял раскрытую папку, понюхал. Свежим клеем от неё пахло. Стал он папки брать, листать. Каждая включала в себя опись, сколько осуждённых в ней содержалось и к чему были они приговорены Военной коллегией. И на первой странице каждой папки подпись размашистая Сталина «За». И рядом ещё — Молотов, Каганович, Ворошилов и ещё кто-то расписались. Калинин? И цифры, цифры. Первая категория — расстрел, вторая категория — 10 лет, третья категория — 8 лет. Первой категории больше. Каждая папка — списки, списки, списки по союзным республикам, областям и городам: Москва, Московская область, Западно-Сибирский край, Азово-Черноморский край, Свердловская область, Сталинградская область, Горьковская область, Казахстан, Украинская ССР, Киев, Днепропетровск, Харьков, Грузинская ССР, Азербайджанская ССР, Баку, Белорусская ССР, Минск. И фамилии, фамилии по алфавиту, сотни, тысячи фамилий. Мужчины. Женщины редко: Савина-Тарло Сарра Ефимовна, Аллавердова Евгения Карапетовна, Левкович Мария Астаповна. И тоже — первая категория. Значит — пуля в затылок. Иван Терентьич в органах был с 1946-го, знал, где в Москве расстреливали: в Бутово, в Коммунарке и рядом, на Варсонофьевском, в подвалах. И про легендарного Блохина, начальника лубянской расстрельной команды, тоже знал. Говорили, Блохин лично десять тысяч расстрелял. Нервы были железные у мужика, здоровье крепкое, сталинской закалки. Хрущ его на пенсию уволил, он сразу от инфаркта дуба врезал. А Сталин не тронул, не расстрелял, как других ежовцев, ценный кадр. Кеша вот Сталина не любит за то, что тот расстрелял много честных чекистов. И за начало войны провальное. Ну так зато потом наверстали, Берлин взяли, хапнули пол-Европы у капиталистов. Иван Терентьич Сталина уважал. Перегибы были, щепки летели, но войну выиграл, бомбу сделал, чекисты чертежами помогли, теперь СССР на Западе боятся-уважают. Да и красивый мужчина, с усами, держался достойно, не роскошествовал, не балаболил, как нынешние. Коротко и ясно — «за». Иван Терентьич листал страницы папки. Фамилии, фамилии. Большая, большая чистка за два года. С другой стороны, если б не убирал Усатый старую чекистскую гвардию, молодежи бы на Лубянке места не нашлось, таким как Кропотов и Кочергин. Двадцатилетними в органы пришли на свободные места. И сразу — рост карьерный. Так. Право-троцкистский блок, 1937. Списки. Фамилии, фамилии… Алёшин, Хайцер, Шполянский, Алей-Шмуклер, Щупак, Плачинда-Спорош, Мусульбасс… бывают же такие фамилии… Или вот — Гадось, Антон Андреевич… Нарочно не придумаешь, мда, не повезло тебе, Антоша… У нас в отделе был старик Гноевой, и ведь не поменял фамилии, железный дед, генетиками занимался, ушли его на пенсию в 56-м… Не слабо с такой фамилией жить… Фамилии, фамилии… А вот и просто — Леонов Иван Данилович… или вот Азол Карл Иванович… немец, вероятно… Немцев поволжских в Сибирь и Казахстан сослали в 41-м, Самохин Саша рассказывал подробно… Закс-Гладнев… А вот вкусная фамилия — Охотников… С Кешей охотиться всегда приятно… и собака у него есть легавая, Лётка, так хорошо и по тетеревам, и по дупелям работает, заглядишься, а я так собачки породистой и не нажил, Рита против собак, кошек любит… А вот просто Иванов Иван Федорович, тоже попал в право-троцкистский блок, угораздило… и тоже пуля в затылок тебе, Ваня, чпок… Сноп Исаак Соломонович, «за» и чпок… Так…20 августа 1937 года расстреляны 441 человек, 25 августа — 842, а 31 августа — всего 554… Ещё списки, списки… «за» и чпок, «за», и «за», и чпок, «за» и чпок… Мац Борис Григорьевич, чпок… Чёрт! А у меня Мац Михаил Борисович… сын, что ли? Ни хрена себе… и с моим профессором Мацом решить надо уже в среду, их же на неделе будут оформлять, всю делегацию, Бобков торопит, а как его выпускать, да ещё в капстрану, когда у него брат только что получил вызов из Израиля? Я докладывал Бобкову, написал обстоятельства, а заступники такие серьёзные, не баран чихал, Академия наук поручилась, Келдыш поручился, без Маца французы, говорит, на симпозиуме наших и слушать не станут, светило микробиологии, мать его, но инструкцию-то никто не отменял… Если останется там, с меня же спросят, не с Бобкова, я же его вёл и веду, мои ребята этого антисоветчика слушают, с меня шкуру и сдерут или просто выгонят, теперь Бобков решит в среду окончательно, а я, получается, всё равно крайний, я и в ответе, что ли? Свинство подковёрное… А вот Мрачковские, братья, Леонид и Валерий… «за», и «за», и чпок, «за» и чпок… не родственники ли нашего Мрачковского из экономического? Хрен знает… давно было… Перро, Пищальников, Поляков… чпок, чпок, чпок… Федосеев, Филатов, Филлипович… чпок, чпок, чпок… Степанов, Стриганов, Сухоруков… «за» и чпок, «за» и чпок, «за» и чпок… Абзапуло, Ратов, Чернушкин, хорошая фамилия… Риткины чернушки солёные лучше белых на закуску, и Кешка честно признал даже… чпок, чпок, чпок… Серых, Скрипов, Упоров… чпок, чпок, чпок… Буря, Горст, Жлоба… Во фамилии!.. Чпок, чпок, чпок… Иванов, Иванов, Иванов… «За» и чпок, «за» и чпок, «за» и чпок… Кропотов Иван Терентьевич. Иван Терентьич прочитал свою фамилию, усмехнулся. Ещё раз прочитал вслух:

— Кропотов Иван Терентьевич.

И ещё раз:

— Кропотов Иван Терентьевич.

И ещё раз:

— Кропотов. Иван. Терентьевич. Чпок!

Вдруг что-то произошло с Иваном Терентьевичем. Словно всё вокруг сжалось, а потом как-то отошло, отпрянуло, отсосало, как насосом воздух, и возникла в кабинете такая пустота. Вакуум. Пот на лбу у Ивана Терентьича выступил холодный, и сердце застучало молотом, и кончики пальцев закололи иголочки, иголочки, иголочки. Он уставился на свою фамилию в списке.

— Чпок… — вдруг совершенно неожиданно для себя прошептал он губами непослушными.

Вошёл довольный Кочергин с американской сигаретой в сытых губах:

— Ну как? Почитал?

— Ага… — Иван Терентьич поднялся со стула.

Ноги его дрожали.

— Интересное чтение? — Кеша подошёл, хлопнул по плечу.

Кропотов вздрогнул, как от удара.

— Это… — пролепетал он.

— Что, Вань? — Кочергин обнял его.

— Голова чего-то… Душно…

— Душно? Да я бы не сказал! — Кочергин улыбался розовощёко. — Вентиляция работает. А голову и у меня прихватывать стало после Праги.