Владимир Сорокин - Доктор Гарин

Пообедав все тем же хлёбовом из корневищ с разварным козлиным потрохом, Гарин помочился на «решётке великанов» и вышел со всеми покурить под навес. Статус врача сразу отделил его от массы пленников. На него стали поглядывать с уважением и завистью. Но были и неприязненные косые взгляды.

«Два месяца можно пристроиться здесь доктором… почему бы нет?»

К нему подошёл Антон:

— Как вам в роли лагерного фельдшера?

— Вполне, — кивнул бородой Гарин.

— А у нас за столом распря: что делать с вашей недорезанной дощечкой? Никто не хочет дорезывать её за вас. Я тоже.

— Ну… пусть начальство решает, — пробурчал Гарин.

Комары наседали. Неподалёку, в нагромождениях чернышевского строения открылась корявая дверь, и по узкому настилу два черныша потащили того самого китайца с опухолью. Руки его были связаны.

— Что? Куда? — непонимающе прищурился Гарин.

— Туда, — вздохнул со знанием дела Антон.

И не успел доктор понять, как чернолицые подвели китайца к кромке настила, один взмахнул большим деревянным молотом и ударил его по голове. Китаец жалобно вскрикнул. Черныши спихнули его в болото. Тело его быстро погрузилось в трясину.

— Нет! Не-е-е-ет! — закричал Гарин, подбегая к краю настила. — Что вы делаете, сволочи?! Он же больной!

Но черныши, равнодушно глянув на Гарина, пошли назад своей раскачивающейся походкой.

Все курящие и дышащие комариным воздухом молча наблюдали сцену убийства. Она была такой быстрой и беспощадной, что все просто угрюмо молчали. Было ясно, что это не первый случай избавления от больных. Лишь Гарин продолжать кричать и размахивать руками, стоя на древесной кромке:

— Сволочи! Убийцы!

Но крики доктора растаяли в пахнущем болотом воздухе. Убийцы ушли, убогая дверца закрылась за ними. И лишь на поверхности тёмной воды появлялись пузыри.

К доктору подошёл Павел, положил руку на плечо:

— Они так со всеми безнадёжными поступают, доктор. Насмотрелся я за три недели…

— Если кто работать не может — в болото! — почти выкрикнул Митька. — Твари!

— Один парень запоносил, видать, дизентерия, жар у него подскочил. Они пару дней подождали — и в болото.

— Сволочи… какие сволочи… — не унимался Гарин.

Китайцы негромко стали обсуждать смерть своего товарища. К Гарину подошёл Сидор. Пучеглазое, пухлое, бородатое лицо его было недовольно-угрюмым:

— На них злобы не хватит, доктор, лучше работать да по сторонам не пялиться. И не орать. А то самого в болото сунут. Вы ещё свою деревяшечку должны достругать. Что ж, нам, ядрён-батон, за вас её достругивать?

Гарин отвернулся и пошёл в цех. Но резать деревяшку ему не дали — подошла Альбина:

— Идти. Больной.

«Ну вот, пациент косяком пошёл…»

В этот день доктор принял ещё четверых: запущенный конъюнктивит, мокнущие, гноящиеся порезы рук, остеохондроз. Альбина присутствовала на всех осмотрах, операциях и перевязках. Сначала доктора раздражало это, но потом он привык и почувствовал, что ей нравится смотреть за его работой. Он знал, что черныши, будучи невероятно здоровыми, устойчивыми ко множеству человеческих болезней, никогда не лечатся. В их популяции врачей не существует. Альбина стояла рядом и, взявшись длинными сильными руками за свои обтянутые кожаными штанами ляжки, словно по стойке «смирно», смотрела на работу доктора, на его руки. Белое лицо её ничего не выражало, сапфировые глаза смотрели неотрывно. Она редко моргала, заметил Гарин, но когда моргала, слегка морщила своё широкое лицо, и по белой шерсти пробегала волна, словно Альбина собирается чихнуть. Но чиха не было. В этом было что-то трогательно-детское. И не только в этом. Невысокая, кривоногая, с длинными руками и широкой тюленьей шеей, она стояла рядом, как белолицый ребёнок, заглядывающий в мир взрослых.

Она же позволила доктору не возвращаться за стол, а сразу отвела его на кухню, велела накормить, напоить и отпустила на перекур, где доктор в одиночестве ходил под навесом, курил, пряча в карманах руки от комарья и размышляя. Он понял, что сбежать из этого болотного царства самому нереально.

«Разве что как-то договориться с чернышами… но как? У меня ничего нет. Что я могу для них сделать? Ничего. Сидеть здесь два месяца? А если больше? Уплыть можно только на челнах. Когда? И куда?»

Ответов не было. Выкурив три сигареты, Гарин ушёл в барак, где лёг на свои нары и заснул, не дождавшись возвращения остальных.

На следующий день он вернулся к основной работе. Недоделанная деревяшка ждала его. Он мучительно и неумело обрезал её, в то время как остальные уже шлифовали свои обрезанные копии. Надсмотрщик, видя, что Гарин отстал, больно ударил его молотком по голове. Никто из бригады не заступился и не попытался объяснить толстобрюхому чернышу, что Гарин — доктор. Когда побитый Гарин увидел прохаживающуюся между рядами Альбину, он просительно поднял руку. Она подошла. Гарин показал свежую шишку на голове и развёл руками:

— За что? Я же вчера принимал больных.

Сапфировые глаза неподвижно уставились на Гарина, бело-лохматые губы Альбины открылись:

— Работать! Будешь плохо работать — будет плохо.

И повернувшись, она деловито зашагала на своих кривых ножках по проходу между столов.

— Вот так-то, доктор! — утробно хохотнул Сидор. — Лафы с Альбинкой вам не обломится, ядрён-батон!

— Да заткнись ты, ёб твою! — окоротил его Пётр. — Занедужишь — сам к доктору поползёшь, мудило.

— У них, похоже, нелинейная память, — сообщил Антон, спокойно работая наждаком.

— Как у животных, что ли? — Доктор морщился, трогая шишку. — Не думаю.

До обеда он дорезал свою деревяшку. После обеда отшлифовал.

Утро следующего дня началось шумно: черныши привезли небольшую партию пленников. Русскоговорящих среди них не оказалось. Их накормили, переодели и рассадили по столам. Едва доктор взялся за свой кусок дерева, чтобы вырезать из него копию устаревшего три года назад айфона, как беловолосый палец ткнул его в плечо:

— Больной. Лечить.

Доктор встал, чувствуя косые взгляды подельников.

Больной оказался якутом, говорящим только на своём языке. Альбина якутского не знала. При захвате ему вывихнули плечо. Он стонал и ругался по-якутски.

— Чтобы вправить руку, мне нужен помощник, — сказал Гарин альбиноске. — Надо, чтобы кто-то его держал.

— Я сила, я держать, — ответила она.

Гарин уложил якута на стол и не успел дать совета Альбине, как она вспрыгнула на якута и оплела его ногами и руками. Якут забормотал.

Усмехнувшись, Гарин взялся за вывихнутую руку, дернул. Якут взвыл и смолк, открыв рот с плохими жёлтыми зубами.

— Слезь с него, он сознание потерял. — Гарин коснулся спины Альбины.

Но она намертво вцепилась в якута.