Владимир Сорокин - Доктор Гарин

— Мне нужна мазь протогеновая, номер девятнадцать, нужны глазные капли с антибиотиком. Капли, понимаешь? — втолковывал он Альбине.

Она не понимала и фыркала, посмеиваясь. Про мазь втолковать так и не получилось. Тогда он смочил губку в тазу с водой, взял ладонь альбиноски и капнул на неё:

— Капля.

— Пап! — догадалась она и засмеялась, суча ногами.

Ночью черныши сделали вылазку и ограбили аптеку. У Гарина появились капли не только в глаза, но и в нос, в уши, и даже капли-афродизиак «Твёрдый ствол». Он лечил воспалённые глаза заключённых. Это помогало им и ему тоже. Во время лечения он забывал о плохом.

В начале августа в упо стало нарастать недовольство, перешедшее в ропот: пленников, отработавших у чернышей два месяца, не отпускали домой. Вместо календаря дни считали царапинами на стене в бараке. Накопившиеся зачёркнутые царапины подтолкнули к протесту. Ночами в бараке начались яростные дискуссии. Зэки быстро пришли к страшному выводу: про два месяца черныши коварно наврали, ясно, что не отпустят никогда. Решено было устроить забастовку. Идею поддержали все столы, даже поначалу колеблющиеся китайцы.

Наутро все, кроме доктора, сели за свои столы и стали гудеть. Надсмотрщики, порычав и огрев пару раз кого-то молотком, сходили за начальством. В упо пришёл черныш с двойным каменным ожерельем. С ним пришли шестеро чернышей с каменными топорами в руках. Он прорычал что-то.

— Почему не работать? — перевела Альбина на русский, китайский и алтайский.

Ей объяснили. Она перевела двухожерельному. Враскачку он прошёлся между столов, потом скомандовал чернышам. Они взяли по одному человеку от каждого стола и увели. Заключённые продолжали гудеть. Черныши вернулись и выгнали всех на прогулочный помост. Неподалёку открылась зловещая корявая дверца, и двенадцать связанных зэков потащили по гати к трясине. Люди закричали. Тогда двухожерельный поднял длинную руку. Все смолкли. Он сказал, Альбина перевела:

— Не будете работать, будем убивать. Будете работать — не будем убивать.

Вскоре в упо все работали.

Гарин наблюдал всё это сквозь затянутое противокомарной сеткой окошко.

«Радикально…»

— Смерть жизни не сестра, но мачеха, — произнёс он и закурил сигарету.

Альбина разрешила ему курить в своем «кабинете».

Ночные дискуссии в бараке прекратились. Обречённость сделала людей вялыми, малоподвижными, озлобленными и неразговорчивыми. За столами работали молча, изредка бурча или переругиваясь.

Август прошёл угрюмо и однообразно. Пленники резали и шлифовали деревянные смартфоны, доктор лечил, надсмотрщики рычали и били, черныши совершали свои ночные набеги, гнус кусал, болото воняло, лягушки верещали. В упо случились два покойника: от сердечного приступа умер монгол, а молодой кудрявый алтайский крестьянин удавился ночью на рукаве своей робы. Тела их поглотила трясина.

Осознанная обречённость пробудила недуги в телах заключённых. Жара, укусы кровососов и болотные испарения порождали незаживающие зудящие ранки; расчёсываемые зэками, они превращались в язвы. Медикаментов не хватало. Не хватало и инструментов.

— Мне нужно много всего для лечения, понимаешь? — втолковывал доктор альбиноске.

Она сперва не понимала, потом поняла. И однажды утром после завтрака подошла к доктору:

— Идти со мной.

Дожевывая вяленую козлятину, Гарин двинулся за Альбиной. Она провела его через помещение охранников, открыла дверцу и ступила на бревенчатую гать, ведущую к другим корявым домам. Гарин шёл за ней. Они миновали несколько домовищ, где ели и что-то громко обсуждали черныши, пролезли сквозь несколько закутов с тесно сваленными каменными и деревянными орудиями труда, ступили на широкую гать и через угрожающие, уродливые ворота вошли в городище чернышей.

Гарин глянул и обомлел. Здесь было на что посмотреть. В утреннем болотном тумане, прорезаемом солнечными лучами, раскинулся бесконечный, уходящий до горизонта город-муравейник. Тут всё топорщилось корягами и пнями, торчало во все стороны, громоздилось и лепилось. Колонны сухих деревьев прорастали сквозь эту невероятную мешанину, подчеркивая её архаическую мощь. В гигантском муравейнике кипела жизнь. Сотни, тысячи чернышей что-то делали внутри и снаружи своих жилищ, блеяли козы, стучало и скрипело, двигались челны и плоты, где-то внутри ржали лошади, что-то сгружали и несли, прятали, тащили и громоздили на пристанях. Дымы поднимались над домовищами, пахло не только болотом, но и едой, скотиной и очагом.

— Вавилон… — пробормотал доктор, остановившись.

— Идти! — пихнула его Альбина.

Он двинулся за нею. Они пошли по широкой, фантастически неровной городской улице, полной всякой всячины. Глаза Гарина не успевали всё разглядеть и понять: это было грозное торжество другой цивилизации, грубой, предельно витальной и мощной в своей самодостаточности. Мелькали мохнатые лица чернышей, кривоногих, приземистых, одинаково одетых. Кожаные обтяжные штаны их лоснились; горожане были заняты своими делами, никто не слонялся, не стоял, все двигались, как муравьи, длинные, сильные руки их хватали, несли, тёрли, били, рвали и мяли. Заметив доктора, некоторые что-то вопросительно бурчали Альбине, она кратко отвечала, повторяя слово «докатор». Было ясно, что Альбину знают все.

«Да и как не знать белую ворону!»

Она свернула с центральной улицы и подошла к разлапистому домовищу с маленькими частыми окошками-прорехами. Дверь была заложена корявой, суковатой задвижкой. Альбина сняла её, распахнула дверь и скомандовала:

— Идти туда!

Гарин ступил внутрь. Там было сумрачно и… пахло человеческим! Гарин с наслаждением втянул в себя этот родной запах и пригляделся. Домовище являлось не чем иным, как складом всевозможных человеческих вещей. Наваленные большими кучами, они громоздились от пола до потолка. Приблизившись к одной, Гарин выпучил глаза и оторопело наклонился. Кучу составляло всё, что захватывали черныши во время ночных налётов: рюкзаки, дорожные сумки и чемоданы, самокаты, кошельки, шапки, шляпы, всевозможная одежда и обувь. Все чемоданы и сумки были раскрыты, содержимое виднелось в кучах: зубные щётки, ключи, бутылки с напитками, журналы, книги, живые картинки, даже старая картина в глубокой раме, куклы и электронные игрушки, дроны, печенье, конфеты, ножницы, костыль, венецианская маска, голова андроида, ёлочные игрушки, шахматы, косметика, боксёрская перчатка, детская юла, пепельница, подушка, настольная лампа, книга.

У Гарина разбежались глаза.

— Искать, что надо! — приказала Альбина.

— Мне… нужно время. Здесь много всего.

— Сколько время тебе?

— Я не знаю… много! Я должен найти важные инструменты.