Кассандра Монтег - После потопа [litres]

Томас кинулся к абордажному крюку и перерезал трос мачете. Пираты забросили другой крюк.

Я сунула потухшую стрелу в колчан на спине и перевесила лук на грудь. Подползла к люку, открыла, спрыгнула вниз – и ухнула в ледяную воду. У меня дыхание перехватило.

– Мама!

Я прищурилась. Вгляделась в темноту трюма и наконец заметила силуэт Перл. Она вся дрожала, стоя по щиколотку в воде в коридоре между кладовой и общей спальней. Пахло плесенью, соленой водой и порохом. Все эти запахи сливались в резкую, едкую вонь, которая облепила меня со всех сторон, будто грязная рука, зажавшая нос и рот.

Перл прижимала к груди мешок. Изнутри доносился шорох, мешковина топорщилась. Змеи сворачивались в кольца и ползали друг по другу. Ну конечно – сбегала в спальню за этими ползучими гадами!

– Холодно, – прошептала Перл.

Я кинулась к ней, разбрызгивая воду, и подхватила дочку на руки. Рев воды, хлеставшей через пробоину, заглушал все звуки на палубе. Казалось, будто мы стояли под водопадом. Я кинулась по коридору к люку, поставила Перл на трап и подтолкнула вперед. В голове крутилась только одна мысль: когда корабль захватят пираты, Перл здесь быть не должно. Каноэ по-прежнему висело на стене кают-компании. Надо добраться до него как можно быстрее. Даже если не сумеем доплыть в Долину, может быть, это удастся ей.

Наверху из-за дыма ничего нельзя было разглядеть. Я подняла голову и увидела, как пылает наш грот. Над нашими головами небо заволакивали черные клубы дыма. Марджан раскачивалась на штормтрапе. Одна рука залита кровью, второй она пыталась выплеснуть из ведра воду на горящий парус.

Повсюду крики, топот, выстрелы из винтовок. Иногда всеобщий хаос прерывали взрывы бомб, гремевшие регулярно, будто бой часов на башне. Несколько мужчин на борту корабля «Черной лилии» держали трап с крюками и поворачивали под нужным углом. Наконец выпустили его, и крюки вонзились в наш планшир.

Передо мной Джесса заряжала винтовку. Раздался выстрел. Она дернулась всего один раз и рухнула на палубу, будто тряпичная кукла.

Мы с Перл обежали кают-компанию по левому борту. Скорее к каноэ! Пальцы онемели так, что никак не получалось распутать узлы на тросе. Наконец я их развязала. Перл взялась за один край каноэ, я за другой.

Мы спустили каноэ за борт. Пропускали трос между ладонями, пока не перестали чувствовать вес лодки. Я сдернула со стены кают-компании штормтрап, продела в скобу на планшире и перебросила через борт.

Перл была обута в теплые сапоги, которые я для нее купила. Я наклонилась и покрепче затянула шнурки.

– Плыви к берегу. Промочишь ноги – достань из мешка кремень и разведи костер. Пока сапоги не высохнут, дальше не иди, поняла?

Перл кивнула.

– Скорее, – поторопила я и подтолкнула дочку к планширу.

Перл отпрянула и помотала головой.

– Вода холодная, – произнесла она.

– Я тебя не вплавь отправляю, – возразила я. Моя решимость таяла, и я заговорила строже: – А ну слезай по трапу.

Перл сморщила лоб, ее подбородок затрясся.

– Не хочу одна…

Сердце билось о грудную клетку, будто копыта несущейся лошади. Стоило поглядеть в глаза Перл, и казалось, что вот-вот разорвусь пополам. Поэтому я перевела взгляд на море. Попыталась представить, как она поплывет на каноэ между айсбергами. Вперед, к земле.

Больше всего на свете мне хотелось уплыть с ней, сбежать с тонущего корабля, отправиться в Долину и найти Роу. «Ты же обещала Перл, что никогда ее не бросишь», – пронеслось в голове. Все связки, все суставы в моем теле напряглись до предела. Кажется, вот-вот лопну.

Вспомнилась ночь, когда я родила Перл. Вспышки молний, высокие волны, раскаты грома. Первый крик Перл, пронзительный, как крик ночного зверя на охоте. Дочка размахивала ручками и ножками, но когда я крепко запеленала ее в одеяло, успокоилась. Выражение крошечного личика сразу стало мирным, сонным. Будто она почти вернулась туда, откуда только что пришла.

«Я не смогу быть тебе хорошей матерью», – подумала я, держа ее на руках.

Дед умер через год после рождения Перл. Руки узловатые, будто ствол дерева, тонкие пряди волос мокрые от пота. В вечер перед смертью он все бредил, повторяя: «В мире есть много чего другого, а не только все это. Сама увидишь – ты больше, чем все это». Его слова звучали как обещание.

Когда я взглянула на лицо деда перед смертью, то была потрясена до глубины души. Оно было исполнено доверия: плавный переход в другой мир. Совсем как личико Перл сразу после рождения. Она лежала сонная, глаза закрывались сами собой, тельце еще хранило тепло того мира, откуда она пришла и куда вернется.

Наверное, мы все появляемся на свет с доверием к миру, а потом теряем его. Может быть, мы все должны обрести его снова, прежде чем уйти.

Я завела команду «Седны» так далеко, что не могу бросить их сейчас. Прошли те времена, когда я моталась по морям бесцельно, в одиночестве. Этой женщины больше нет. Все во мне тянулось к Перл, но одновременно что-то меня останавливало. Осознание, что иногда выбор – это не действие, а место, и не во всяком месте можно жить. Я должна идти туда, где жить смогу. Обязана довести начатое до конца и отчаянно бороться за будущее, на которое не имею права надеяться.

– Милая, я не могу бросить команду, – прерывающимся голосом выговорила я. – Плыви в Долину. Я тебе показывала карту. Сначала подойдешь к бухте, потом поднимешься на горный склон, а внизу будет Долина.

По щекам Перл градом катились слезы. Я не хотела в последний раз видеть ее такой. Схватила дочку за подбородок и грубо вытерла ей лицо.

– Я приду за тобой. Совсем скоро, – прошептала я.

В глазах Перл мелькнула надежда.

– Знаю, – тихо ответила она.

Ее надежда захлестнула меня, как волна. Того и гляди потопит. Меня все больше одолевали сомнения. Будто тонкие трещины, расползавшиеся по каждой кости и становящиеся глубже с каждым вдохом.

Наше дыхание висело между нами туманной дымкой. Обняв Перл, я вдохнула знакомый запах соли и имбиря, такой же постоянный и неизменный, как и ее сердцебиение. Красный платок деда выглядывал из кармана штанов Перл. Я заткнула его поглубже, вспомнив тот момент, когда Перл выдернула платок из моей руки.

– Я не могу плыть с тобой, пока все здесь не улажу, – прошептала я ей на ухо.

Перл кивнула. Я помогла ей перелезть через планшир. Она нащупала ногой перекладину. На середине штормтрапа дочка подняла голову и посмотрела на меня. Сколько нежности было в ее взгляде! Внизу на волнах покачивалось каноэ, легонько ударяясь о борт.

Мне захотелось выдернуть из груди сердце и отправить вслед за ней. Я снова и снова мысленно повторяла, что это не прощание, но сама себе не верила.

Перл села в каноэ и взялась за весла. На этой бескрайней голубой равнине она выглядела такой крошечной! Небо и лед были озарены бледно-голубым сиянием. И вот моя маленькая дочь очутилась посреди этого огромного мира, полного непрерывной голубизны. Казалось, он ее вот-вот проглотит.