Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

Это могло означать, что она здесь новенькая. Большинство старожилов точнее любого прибора определяют на глаз, насколько горячи наносы пыли, или кратер, или зараженный участок. Кое-кто даже утверждает, что просто чувствует это, – правда, я никогда не встречал хоть одного, кто вызвался бы идти ночью по незнакомой местности, чего можно ожидать от парня, чувствующего радиацию.

Но она совсем не выглядела желторотой, как, например, недавно изгнанная из Мантено поселенка. Или неверная жена жителя Портера, или капризная любовница, которую он сам отвез за барьер из очищенной пыли, защищающий такие места, и оставил здесь в отместку за какой-то проступок или же просто потому, что она ему надоела, – и эти козлы еще называют себя цивилизованными людьми!

Нет, она выглядела своей в Мертвых землях. Но зачем ей тогда счетчик?

Может быть, у нее плохо со зрением, совсем плохо. Но мне так не показалось. Она приподняла ногу на лишний дюйм, чтобы перешагнуть через небольшой обломок бетона с острыми краями. Нет.

Может быть, она по натуре перестраховщица и пользуется техникой, чтобы подтвердить знания, усвоенные через опыт, такой же богатый, как у меня самого, или еще богаче. Мне и прежде встречались такие сверхосторожные люди. Обычно с ними можно иметь дело, но в трудных ситуациях они немного тормозят.

Может быть, она проверяет счетчик, перед тем как использовать его для другой цели или обменять на что-нибудь.

А может быть, она привыкла ходить по ночам! Тогда счетчик стоит носить с собой. Но зачем он понадобился ей днем? И даже если так, зачем девушка показала мне, что он у нее есть?

Пыталась убедить меня в том, что она новичок? Или надеялась отвлечь меня неожиданным звуком? Но кто станет таскать с собой счетчик ради такой хитроумной цели? И почему она не дождалась, когда мы окажемся еще ближе, прежде чем применить этот трюк с шумом?

Мысли-шмысли, сколько ни думай, это все равно ни к чему не приведет!

Она выключила счетчик повторным хлопком и еще быстрее направилась в мою сторону. Я отбросил свои раздумья и забыл обо всем, кроме осторожности.

Вскоре нас разделяло всего восемь футов, и я мог бы наброситься на нее, даже не делая одного-двух шагов для разбега, но мы по-прежнему ничего не говорили и не смотрели друг на друга, хотя были уже так близко, что мне пришлось слегка повернуть голову и следить за ней боковым зрением. Наши взгляды встречались на пять-шесть секунд, но потом снова устремлялись вперед, чтобы не пропустить камни и ямы на дороге, по которой мы теперь шли почти параллельно друг другу. Наверное, это показалось бы забавным какому-нибудь козлу из «цивилизованных», если бы он ради собственного удовольствия наблюдал за нашим представлением из-за бронированного стекла.

Брови девушки, такие же черные, как волосы, были приподнятые и украшены металлическими побрякушками, как у дикарей; на ум невольно приходила какая-нибудь африканская королева, несмотря на обычный бледный цвет лица незнакомки: сквозь облака пыли проходит очень мало ультрафиолета. От внутреннего уголка правого глаза тянулся узкий радиационный шрам, проходя между бровями, разудало загибался на лбу и исчезал в завитке волос у левого виска.

И конечно, я уже какое-то время улавливал ее запах.

Теперь я мог даже определить цвет ее глаз. Они были голубыми. Такого в наше время нигде не увидишь. Пыль почти никогда не имеет голубоватого оттенка, лишь немногие вещи бывают синеватыми, не считая некоторых видов темной стали, а небо редко уходит из оранжевой части спектра, хотя временами становится зеленым и отражается в воде.

Да, у нее были голубые глаза, голубые глаза и этот лихой шрам, голубые глаза и лихой шрам, и дротикомет, и стальной крюк на правой руке, и мы шли рядом, на расстоянии в восемь футов и ни дюймом меньше, все еще не глядя открыто друг на друга и не произнося ни слова, и я понял, что первоначальная, настоящая настороженность уже прошла и у меня появилась хорошая возможность как следует рассмотреть ее, а ночь стремительно приближалась, и я опять оказался перед проблемой двух совершенно разных желаний.

Я мог попытаться убить ее или переспать с ней.

Знаю, на этом месте цивилизованные козлы (а заодно, разумеется, и наш воображаемый путешественник во времени из середины двадцатого века) поднимут шум: дескать, они не верят в подлинность простого желания убить, которое управляет всей жизнью мертвоземельцев. Вслед за специалистами по детективным романам они будут повторять, что люди убивают ради выгоды, для сокрытия другого преступления, из-за подавляемой страсти или ревности – и, может быть, добавят еще две-три «рациональные» причины, – но не ради самого убийства, не ради истинного облегчения и освобождения, которое оно приносит, не ради уничтожения еще одной частички (самой близкой, какую мы только можем найти, ведь те из нас, в ком хватало отваги или элементарного здравого смысла, чтобы убить себя, давно уже это сделали), уничтожения еще одной частички жалкого, невыразимо отвратительного человеческого стада. Если, конечно, они не заявят, что этот человек попросту сумасшедший, как все чужаки думают о нас, мертвоземельцах. Они не способны воспринимать нас иначе.

Думаю, эти цивилизованные козлы и путешественники во времени просто не в силах этого понять, хотя такая слепота говорит о том, что они пропустили мимо сознания бо́льшую часть истории Последней войны и последующих лет, в особенности бурное размножение безумных сект с наклонностью к убийству: вервольфов, берсерков, амоков, сторонников возрожденного культа Шивы, служителей черных месс, луддитов, Убивающих убийц, Новых ведьм, Крадущихся нечестивцев, Бессознательных, адептов Радиоактивных голубых богов, атомитов, поклоняющихся Ракетным дьяволам, и десятков других группировок, нравы которых явно предвосхищали психологию мертвоземельцев. Все эти культы невозможно было предсказать, как тугов [46] Туги – индийская секта грабителей и убийц, поклонявшихся богине смерти Кали. , танцевальную чуму [47] Танцевальная чума – вспышка танцевальной мании, произошедшая в 1518 году в городе Страсбурге, когда четыре сотни людей танцевали на улицах города несколько дней подряд, нередко погибая при этом от сердечных приступов и истощения. Средневековья или крестовые походы детей, и все же они существовали.

Но цивилизованные козлы умеют все пропускать мимо сознания. Думаю, так и должно быть. Они считают себя возрождающимся человечеством. Да, несмотря на всю свою смехотворную уродливость и истеричную извращенность, каждая из этих до ужаса непохожих одна на другую общин убеждена, что они – новые Адамы и Евы. Они заботятся лишь о себе и о том, хорошо ли их прикрывает фиговый листочек. Они не носят в себе круглые сутки, как носим мы, мертвоземельцы, груз того, что утратили навсегда.