Андрей Кокоулин - Возвращение в Пустов

А у меня кроме этого ничего и нет.

Но я-то знаю, как нужно жить! Я знаю! Я — божественная сила. Я вижу будущее в том и в другом случае. Я знаю, в чем спасение. А с другой стороны — откуда я это знаю? Не вид ли это психического расстройства? Ткни пальцем в любого-каждого, он тоже знает, как жить и в чем спасение. Только сидит, не вякает.

Я же пятый раз…

Шумер повернулся набок, подвесил в воздухе кораблик размером с ладонь и подул на белоснежный парус. Кораблик задрейфовал к двери. Из шкафа показался призрак деда, и они стали следить за путешественником вдвоем.

— Я вижу будущее, — прошептал Шумер.

Дед показал на себя.

— Ты тоже видишь? — удивился Шумер.

Дед постучал себя по призрачной голове, мол, ну ты и дурак, внук, и снова показал на себя.

— А, — сказал Шумер, — ты в смысле, что все там будем? Что будущее для всех одно и известно какое?

Дед кивнул. Кораблик доплыл до двери, попытался развернуться и пропал.

— Дело не в этом, — сказал Шумер. — Дело в том, куда мы все движемся. Ты ведь знал, зачем живешь. Ты строил мир для детей и внуков, ты хотел, чтобы они жили лучше, чем ты. Нет, чтобы они были лучше, чем ты. Образованней. Духовней. Чище. Чтобы человечество вышло в далекий космос, победило бедность и прекратило войны. И весь фокус в том, дед, что ты и такие, как ты, строили будущее для всех. Не только для своих детей и внуков, а для всех. Они не представляли, как можно менять мир по-другому, для себя одного или для ограниченной, элитной группки людей.

Дед невесомо присел на кровать рядом, скрючился, подперев подбородок кулаком. Задумался. Плечи его едва заметно шевельнулись.

— Ты думаешь, не зря ли все это было? — спросил Шумер.

Дед посмотрел на него прозрачными глазами и коротко, будто извиняясь, улыбнулся.

— Я все исправлю, — твердо сказал Шумер. — Мне только надо, чтобы люди сами попытались измениться. Или хотя бы захотели. Без этого ничего не получится. Думаю, ты понимаешь. Может, стоит начать с детей? Они более пластичны. Они могут принять будущее, как модель, как строительный план, и безоговорочно. Примерю на себя роль Голема в «Гадких Лебедях». Этого я еще не пробовал.

Дед скривился и исчез в аккурат с хлопком входной двери. По быстрым шагам стало понятно, что это вернулся Петр. Он вошел в комнатку с заранее ощеренным лицом и сразу протянул руку:

— Колготки.

— Что?

— И сумочку. Люда здесь оставила.

— Пожалуйста.

Шумер подвинулся на край кровати, открывая Петру простор для действий. Тот схватил лежащую на одеяле глянцевую, уже изрядно помятую коробочку.

— А сумочка где?

— Я не знаю, — сказал Шумер, оглядываясь.

— Только не надо, — сказал Петр, — этим вы ее не удержите. Это, знаете ли, уголовно-наказуемое деяние.

Он перевернул подушку.

— Я не видел сумочки, — сказал Шумер.

— Ну, тогда проявите свои способности и найдите ее, — Петр наклонился, чтобы посмотреть под кроватью. — Это лишний раз свидетельствовало бы… А-а, уже не надо.

Он вытянул синюю сумочку с ремешком-цепочкой на открытое место и, присев, вжикнул застежкой.

— Думаешь, я уже покопался? — спросил Шумер.

— Это чтобы Люда меня потом не обвинила, — сказал Петр, запуская руку в синие внутренности. — Вдруг вы ее паспорт вытащили?

— Быстро ты меня в шарлатаны записал.

— Ну так, — Петр выудил два цилиндрика помады, ворох заколок, каких-то бумажек, леденец, презерватив и дал всему этому стечь с ладони обратно, — вы сами способствовали.

— Жалко, цветастой рубашки у тебя нет, — сказал Шумер, наблюдая за тем, как на свет появляются солнцезащитные очки, резинки, шнурок зарядного устройства и телефон.

— Какая рубашка?

— Цветастая, яркая.

— Нет у меня никакой рубашки.

Петр понажимал кнопки, но экран телефона остался темным.

— Разрядился, — сказал Шумер. — Я, представь, видел, как ты бежишь от меня по лестнице в цветастой рубашке.

Петр фыркнул.

— Это что, сны у вас такие эротические?

Шумер улыбнулся.

— Не надо свои фантазии проецировать на меня. Я говорю о предательстве.

— Ну, я бы так это не называл, — Петр сунул телефон в задний карман джинсов. — Чтобы предать, надо сначала о чем-то договориться. А так мы просто не сошлись во взглядах. Потом, за любой труд… — он открыл в сумочке внутреннее отделение. — Ага! …полагается вознаграждение. А вы нам в этом вознаграждении отказали. На чулки, извините, не можете потратиться. Хотя, казалось бы, не машина и не квартира.

— Глупости, — сказал Шумер. — Дело совершенно не в этом.

— В этом. Надо же, — Петр пролистнул найденный в кармашке паспорт, — все на месте. Степнова Людмила Николаевна, — прочитал он, — девяносто пятого года рождения, то есть, совершеннолетняя.

— Ты сомневался? — спросил Шумер с улыбкой.

— Ну, мало ли. Хомо сапиенс, он потому и сапиенс, что во всем должен сомневаться. Акселерация достигла небывалых вершин.

Петр поднялся, взяв сумочку за ремешок.

— Пошел? — спросил Шумер.

— Да, — Петр окинул комнатку взглядом, в котором читалось лишь разочарование и недоумение, как он мог считать это чем-то большим. — Пожалуй, пойду. Денег не дадите?

— Это же вознаграждение за труд. А ты, насколько я понял, не пожелал сегодня трудиться.

— Дайте для Люды. Она-то собрала пол-мешка.

— Иди.

— Не дадите?

— Слушай, Петр, — сказал Шумер, — ты же против денег. Против системы. Против меня. Будь уж последователен, не проси то, что ты стремишься уничтожить, у того, кого ты искренне ненавидишь.

Петр сузил глаза.

— Насмехаетесь?

Он повернулся и вышел, в отместку хлопнув дверью.

— А еще борется за гордое звание хомо сапиенса, — вздохнул Шумер.

М-да, подумалось ему, если не в свой родной Телегин, то путь недалекой девушки Людочки лежит сейчас в общежитие лесотехнического колледжа.

Жалко? Жалко. Но в той мере, что ему не слишком весело все делать в одиночку. Шумер потер лицо ладонями. Сюрприз. Где здесь сюрприз? Чего, интересно, добивался Бугримов, предъявляя мне Людочку? И добился ли? То есть, понятно, ему нужно, чтобы я уехал, сбежал в пятый раз. Вот уж уписается кипятком. Но чтобы Людочка послужила спусковым крючком для этого события? Нет, очень вряд ли. Возможно, конечно, что здесь берется в расчет длинная комбинация. Петр, Людочка, странное это приглашение на пятницу. По чуть-чуть — и — вуаля! — билет на поезд. Или же Бугримов просто бьет по болевым точкам. Человек же Шумеров? Человек. Значит, и бить его стоит по человеческому. Вроде не ты бросил, Людочка бросила, а получается, что ты ее чуть ли не голышом на улицу выставил. Без чулок!

Тьфу! Отдохнул? — спросил себя Шумер. Равняйсь! Смирно! На уборку мусора шагом марш!

Он встал, сунул ноги в ботинки. Ладно. Может быть, еще не ушли. Дам, наверное, денег. Только уж точно не Петру. Надеюсь, в глаза не вцепится.