Андрей Кокоулин - Возвращение в Пустов

— А чтобы для всех людей? — спросил Шумер.

Водитель сморщился.

— Это пусть каждый за себя решает, что ему надо. А вообще специальные люди должны думать о том, что человеческому обществу требуется. Где правительство, где эти… футурологи, философы. Обычному человеку это до лампочки. Он, как я думаю, мало что в этом смысле сообразить может. У него прерогативы другие.

— И ничего менять не надо?

— Ну, как? Много чего менять нужно.

«Мерседес» въехал на узкую стоянку перед ДК и развернулся. Водитель заглушил двигатель, «дворники», поскрипывая, размазывали капли по лобовому стеклу.

— Я думаю все же, это путь в тупик, — Шумер отщелкнул дверь. — Каждый должен стремиться к тому, чтобы стать лучше.

— Слова правильные, — кивнул водитель. — Только мы уже приехали.

Шумер улыбнулся.

— Я вижу. До свидания.

По потрескавшемуся неровному асфальту он дошагал до ступеней, поднялся к колоннам и высокой входной арке, высматривая афиши.

Афиш было три. Одна сообщала о выступлении местного филармонического оркестра, другая приглашала в школу экзотических танцев, третья представляла собой расписание киносеансов в малом зале на следующую неделю. Никакого творческого вечера, тем более, сегодня, ни на одной не значилось. Шумер прошел мимо занавешенных окон вправо и влево и даже бумажки, прикрепленной на скотч, о себе не нашел.

Может, внутри? Он уже взялся за массивную дверную ручку, когда услышал со спины возглас Бугримова:

— Шумерский! Куда же ты, как все смертные?

— А куда? — обернулся Шумер.

— Через служебный вход.

Бугримов в кремовых брюках, в распахнутом бордовом пальто, из-под которого выглядывал кремового же цвета пиджак, легко взбежал на крыльцо и, поймав Шумера под локоть, повел его вниз.

— Не порть мне программу, — выговорил он, сворачивая по дорожке в обход здания. — Там уже половина фойе в желающих тебя увидеть.

— Ну и увидели бы.

— А эффект? Пошло, по-мещански, зайти и начать со всеми здороваться — это, извини, убило бы весь цимес. Это творческий вечер, а не встреча одноклассников.

— Ты боишься, что я поговорю с ними? — спросил Шумер.

Они подошли к решетчатой ограде, Бугримов, скрипнув железной калиткой, пропустил Шумера в маленький дворик, к узкой двери с надписью «Служебный вход».

— Ничего я не боюсь, — сказал он, пожав плечом. — Просто есть формат. Вот в формате вечера и поговоришь. У тебя будет два часа прямого и близкого общения с публикой. И можешь даже, если за это время не наговоришься, переместиться с народом куда-нибудь в ресторан. Но после, понимаешь, после. Это, конечно, твое шоу, но организатором его являюсь все-таки я. Надеюсь, ты не сомневаешься в моем организаторском таланте?

— Я сомневаюсь в его искренности, — ответил Шумер.

Бугримов пошлепал губами.

— Как раз искренности во мне — хоть отбавляй. Я искренне желаю тебе провалиться и уехать.

— Я знаю.

Они вошли в тамбур, миновали еще одни двери и оказались в плохо освещенном холле с низким потолком.

— Так, — сказал Бугримов, — выход в зал там, — он показал пальцем, — но нам левее, потому что тебя необходимо немножко загримировать.

— Зачем? — спросил Шумер, все же давая увлечь себя в ломаный коридор, полный дверей, ниш, сценического реквизита и лестниц наверх.

— Там специфическое освещение, а ты, Шумерский, и без него, честно сказать, зеленоват. Хочешь произвести впечатление мертвеца, вылезшего из могилы?

Шумер вздохнул.

— Наверное, так и есть.

— Ага, в пятый раз! — хохотнул Бугримов. — Ты хочешь сразу произвести отталкивающее впечатление? Сюда.

Он толкнул хлипкую дверь, за которой открылось небольшое помещение с гримировальными столиками вдоль одной стены и длинной, передвижной вешалкой с костюмами вдоль другой. Большинство костюмов были забраны в целлофан. Тускло светила лампа под потолком, оставляя углы закисать в сумраке.

— Садись!

Бугримов показал на ближний вертлявый стульчик, прошелся в конец комнаты и окунул верхнюю половину тела в незаметный, отделенный шторкой закуток.

— Олечка, — пророкотал он, вызвав там кратковременный писк и звон посуды, — что ж вы засыпаете прямо за чаем? К вам клиент.

— Извините.

Из закутка выбежала тонконогая, худенькая девушка в клетчатой юбке и блузке, сквозь которую просвечивал лифчик, и не сразу нашла взглядом Шумера.

— Ой, это вас поправить?

— Меня, — сказал Шумер.

— Так, я жду тебя у кулис, — сказал Бугримов, потом повернул руку с часами и уставился на циферблат. — Хотя можешь не торопиться. У нас еще час в запасе. Я народ, конечно, пойду обрадую, но ты жди здесь.

Шумер пожал плечами.

— Олечка, можете напоить нашего артиста чаем или кофе, — сказал Бугримов и удалился, прикрыв дверь.

— Вы выступаете сегодня? — спросила Олечка, повернув стул с Шумером к зеркалу.

Ей было едва за двадцать. Острый нос, большой рот, но красивые глаза. Карие и чуть-чуть зеленоватые.

— Похоже, что да, — сказал Шумер, глядя на себя в отражении, скукоженного, ершистого, почему-то с одним плечом выше другого.

Он выпрямился.

— Снимем пальто? — предложила Олечка.

— Да.

Шумер встал, расстегнул пуговицы и позволил унести Олечке пальто на вешалку. Двойник в зазеркалье стал выглядеть чуть лучше. Хотя, наверное, можно было сказать, что свитер к брюкам все же ему не шел.

— Осторожнее.

Олечка обмахнула скулы и подбородок Шумера кисточкой.

— Все?

— Нет, — улыбнулась Олечка. — Сейчас мы нанесем тональный крем…

Ватным тампоном она мягко обвела щеки, губы севшего Шумера, промокнула под глазами, растерла нос и надбровья. Бледная, не самая здоровая на вид кожа приобрела гладкость и розовый оттенок. Исчезли мешки, растворилась складка у переносицы. Шумер вдруг засомневался, что в зеркале находится именно он.

— Не хмурьтесь, — сказала Олечка.

— Я не хмурюсь.

— И в зале не смотрите исподлобья, софиты так направлены, что у края сцены могут затенить нижнюю половину лица.

— Я понял, — сказал Шумер. — Все?

— Почти.

Олечка гибкой пластиковой полоской убрала лишний крем. Шумер улыбнулся.

— Это новый я?

— Ага, — кивнула Олечка. — Может, вам еще кофту к свитеру? Она свободная, длинная, не застегивается, вам подойдет. У нас ее на представление дровосек надевал.

— Не стоит.

Девушка выкинула полоску в ведерко под столом.

— Тогда чай, раз у вас еще есть время?

— Не откажусь, — сказал Шумер.

— Ой, тогда я за водой! Подождете?

— Обязательно.

Олечка сбегала в закуток и с электрическим чайником в руках пропала в коридоре. Шумер, наклонившись к зеркалу, уставился на свое отражение. Что я им скажу? — спросил он себя. Ведь я виноват. Значит, повинюсь?