Андрей Кокоулин - Секретарь

С обратной стороны росли лопухи, крапива, дугой изгибалась тропка, а дальше, за кустами сирени, начинался тротуар.

— Ну, что, здесь? — спросил друзей Лёшка.

И слева, и справа неуверенно просматривалась улица. То есть, вздумай кто наблюдать за площадкой снаружи, ничего определенного он разобрать бы не смог. Ну, фигуры какие-то, ходят туда-сюда, садятся, наклоняются. А пропадают или появляются — не поймёшь. Сетка, кусты.

Тёмыч обошёл остатки стены, вернулся, похлопывая по кирпичам ладонью.

— Годится. Капитальное сооружение.

— Тебе как, подготовиться нужно? — спросил Женька.

Лёшка пожал плечами.

— Да нет.

— А куртка? Мешать не будет?

— Не будет. Где проходить?

— По центру.

Лёшка подошёл к стене вплотную. От кирпича пахло сухостью, мелом, теплом. Солнце его нагрело за день.

— Вы там смотрите? Показываю один раз.

— Погоди, — Тёмыч покопался во внутренностях плаща и достал смартфон. — Я тоже хочу зафиксировать момент.

— Вот этого не надо, — сказал, обернувшись, Лёшка.

Тёмыч помялся под его взглядом и убрал телефон обратно.

— Ну, как знаешь. Жалко.

— Сядь, — потянул его вниз Женька, который сам устроился на песке.

— Не хочу я сидеть! — нервно сказал Тёмыч. — Я постою. Метра четыре до стены, да? Лёха, можно поближе подойти?

— Не стоит.

— Ну, ладно, — Тёмыч обхватил себя руками. — Что-то меня знобит. А вы — жарко, жарко!

— Всё, я пошёл, — сказал Лёшка.

Ойме не подвело, привычно вобрало в себя, мазнуло по глазам золотом и отпустило прямо на изгиб тропки у помятого сиреневого куста с той стороны стены. Вернулся к друзьям он своими ногами, терзаясь глупостью только что совершенного поступка. Вроде бы — ого-го! А подумать — чего добился, дурачок? Славы на две недели? И вообще…

Зато повыпендривался.

За три или четыре секунды Лёшкиного отсутствия на площадке произошли перемены. Женька теперь стоял, а Тёмка, наоборот, сидел. Журавский был задумчив. Тёмыч смотрел на стену с отвалившейся челюстью.

Лёшку они оба заметили не сразу.

— Привет, — чувствуя себя донельзя глупо, сказал он.

Тёмка заторможено повернул голову и моргнул. Взгляд его метнулся к стене, а потом снова выловил друга из окружающего пространства. Видимо, наличие Лёшки рядом никак не могло совместиться с тем, где он, Лёшка, должен был находиться.

— Это как? — выдохнул Тёмыч.

— Насквозь, — сказал Лёшка.

Ответом ему стала неуверенная улыбка.

— Фокус, да?

— Почему? Нет.

— Стена с секретом?

— Лёха, — сказал вдруг Женька, — я сейчас сдохну.

— В смысле?

— Это же по-настоящему!

Женька произнёс фразу свистящим шёпотом, но Лёшка показалось, что тот крикнул на весь квартал. Он даже втянул голову в плечи. Вздрогнул и Тёмыч.

— Не, это как Копперфилд, — сказал он, всё так же глядя остановившимися глазами на стену. — Я видел. Иллюзия.

— Лёшка, — жалобно попросил Женька, — можно ещё раз? Пожалуйста. Обратно.

— Да, — кивнул Тёмыч. — Я не понял, как ты это сделал.

— И всё?

— И всё.

— Ладно.

Лёшка обошёл стену, выбрал место, прибил кроссовками несколько опасно вымахавших стеблей крапивы. Вокруг было тихо. Через дорогу, удаляясь, скрипела то ли тележка, то ли детская коляска, скользило по оконным стеклам смутное отражение её обладателя, а домом дальше, на автобусной остановке, стояла девчонка в короткой юбке. Ну, понятно, автомобили у обочин, пух, солнце.

Лёшка поднял голову.

— Вы как там, готовы? — крикнул он.

— Да, — хором ответили Женька с Тёмычем.

— Я иду.

— Ага, давай.

Казалось уже, нет ничего проще. Нырнул — вынырнул. Даже решать для себя не надо: кто ты, где ты и ради чего. Не в темноте барахтаешься. И это было обидно. Раньше, когда Лёшка полз в ойме, как крот, как шахтёр в засыпанной лаве, само сверхусилие преодоления было не меньшей ценностью, чем свет, обретаемый в конце.

А сейчас, подумалось ему, я хожу за слой как путешественник. Турист, блин, открывший никому не известный маршрут.

Тёмыч и Женька стояли в двух шагах от стены и таращились на кирпичи так, словно Лёшка вот-вот должен был прошибить их лбом, а они удерживали их на месте усилием воли. Смешно. Тёмка даже нижнюю губу закусил, рассчитывая, видимо, уловить самый момент Лёшкиного появления. Из ойме было видно, как губа, поблёскивая, медленно выскальзывает из-под зубов. Женька же, кажется, был полон ожидания волшебства. Он слегка подался вперёд и привстал на носках. Из-за спины у него выглядывала рука со спрятанными, скрещёнными на удачу пальцами.

Мальчишки.

Лёшка выскользнул из ойме, сделав от стены небольшой шажок, словно действительно из неё вышел. По лицу Журавского поползла улыбка. Тёмыч зажмурился и снова открыл глаза.

— Не верю, — сказал он.

Женька рассмеялся.

— Тёмыч! Тёмыч! — затряс он охотника на какодемонов, который только морщился от его движений. — Ты только что видел чудо! Ёшкину магию! Понимаешь? Лёха наш, блин, колдун! Сазон Великий! Мир полон чудес!

Он заскакал вокруг Тёмки, вынуждая и того прыгать вместе с ним.

— Чудо, Тёмыч, чудо!

— Так, может, стена…

— Чудо!

— Чудо?

— Магия!

— Да не.

— Да!

Лёшка смотрел, как друзья начинают исполнять что-то вроде сиртаки, замысловато взрывая песок ногами, как светлеет Тёмкино лицо, как Женька хохочет, запнувшись, как оба они кричат в небо: «Чудо! Магия!», и думал, что если уж фиксировать, то этот момент ослепительного счастья.

Ни Лёшка, ни его друзья не видели, как метрах в пятидесяти от площадки в стоящем на обочине «мицубиси паджеро» шевельнулся, отнимая бинокль от глаз, крупный человек в деловом костюме и задумчиво откинул на подголовник водительского сиденья коротко стриженный затылок.

Его небритый, в кожаной куртке, пассажир потёр ладони.

— Я же вам говорил, Сергей Викторович, — сказал он, качнувшись. — Этот парень и на лестнице тогда так. Хлоп — и нету.

— Не егози, Костя, — поморщился водитель.

Он отдал бинокль, и пассажир убрал его в бардачок.

— И Дикого с Катафотом…

— Держал, да? — покосился на говорящего водитель.

— Держал. Одним взглядом. И меня держал, я сдвинуться не мог.

— Не фантазируешь?

— Вы же видите, как он через стену.

— М-да.

Мужчина в деловом костюме прикрыл глаза. Его собеседник ждал, пытаясь уловить оттенки эмоций на спокойном лице, гадая по изгибу губ, по крыльям приплюснутого носа, по лёгкому движению челюсти, чем эта сонная задумчивость может грозить лично ему.

— Сергей Викторович, — не вытерпел Мурза, — он реально этот…

— Кто?

— Ну, экстрасенс.

— Угу. Здесь, скорее, какой-то уникум. Если это, конечно, не обман зрения… — Сергей Викторович посмотрел на Мурзу. — Что за мальчишка выяснили?

Тот кивнул.