Владимир Моисеев - Внутреннее задержание [СИ]

Но это были единственные люди, которые могли ему помочь удрать с Луны. Зимин искренне рассчитывал, что общение с ними поможет ему восстановить испорченную память. Ему хотелось вспомнить, кто он такой. Плохой, хороший или никакой. Другого способа избавиться от ложной памяти он придумать не мог. Зимину хотелось, чтобы кто-то рассказал, каким он был раньше. Это был шанс. И он решил им воспользоваться.

Зимин боялся забыть адрес конспиративной квартиры, который ему дал Чепалов. Так что пришлось каждые два часа писать его на бумажке для памяти, а потом, чтобы важная информация не попала к врагам, уничтожать ее. Ему важно было обязательно встретиться с земными заговорщиками, кто-то из них мог знать его прежнего, до отправки на Луну. Ради этого стоило рискнуть.

Ничего разумного в голову не приходило, и Зимин занялся делом, которое приносило ему в последнее время набольшее удовольствие — сочинительством. Хорошо быть Сочинителем. Хотя бы потому, что у сочинителя не бывает проблем с тем, как провести двое суток в одиночестве.

Блокнот лежал на столе, готовый к работе, оставалось включить питание. Не велик труд. Работа над текстом успокаивает и воодушевляет. Зимин постарался описать заговорщика, провожавшего его с Луны. В тексте про Нину он будет лишним, но ничего, пригодится для какого-нибудь другого. Честно говоря, так себе персонаж, ярким его не назовешь. Разве сегодня кого-нибудь удивишь героем, перепутавшим реальную жизнь с компьютерной игрой? С некоторых пор это норма. Но можно написать о человеке, играющем в революцию. Получится забавно. Иногда хочется сочинять смешные книги о серьезных вещах. Зимин представил, как его самого доставляют на допрос к контролеру Коллегии. И окажется он по другую сторону стола, и станет ему не до смеха.

В каюту настойчиво постучали. Зимин не сразу сообразил, кто бы это мог быть, но потом вспомнил, что на буксире кроме него находится только один человек — хозяин космолетчик. Его следует впустить, это будет правильно. Зимин инстинктивно бросил взгляд в правый нижний угол экрана блокнота, оказалось, что он возится с текстом уже три часа. За работой время летит незаметно.

— Как дела? Протечек нет? — спросил космолетчик, Зимину показалось, что он был чем-то озабочен.

— Вроде бы, все нормально.

— В первый раз вижу такого странного типа, как ты.

— Не понял. А что со мной не так?

— Разве ты не хочешь пожрать?

Зимин мгновенно вспомнил, что не ел уже десять часов и покраснел. Про еду заговорщики почему-то ничего не говорили. А сам он как-то не сообразил, что двое суток на земной орбите обойтись без пищи будет затруднительно.

— Да, было бы неплохо перекусить. Я тут немного заработался, увлекся, потерял счет времени. — Зимин ткнул пальцем в сторону блокнота.

— И чем ты занимаешься, Титов, если не секрет? — поинтересовался космолетчик.

— Сочиняю истории.

— Сочинитель, что ли?

— Надеюсь, что обо мне будут так говорить.

— А ты видел когда-нибудь настоящую книгу?

— Нет.

— Пойдем, я тебе покажу, заодно и подхарчишься.

Зимин с готовностью поплыл за ним. Космолетчик разбудил у него страшное чувство голода.

— Поешь или сначала книжку посмотришь?

— Поем.

— Правильно. На голодный желудок знание в голову не полезет. Впрочем, сытое брюхо к учению глухо. Парадокс получается. Обожаю парадоксы! Обязательно вставляй подобные штуки в свои тексты. Читателей надо удивлять, они это любят.

— Спасибо за совет.

— Меня Димон зовут.

— А меня Семеном Титовым.

— Я помню. Такое не забудешь, даже если захочешь.

Космолетчик Димон бросил Зимину тюбики с лапшой и овощами. Пришлось есть, что дают. Хотя он не любил протертую пищу. Впрочем, еда оказалась вкусной. Зимину понравилась.

— Ну как? — спросил Димон.

— Очень хорошо пошла.

— Должен напомнить, что тебе следует каждый день три часа заниматься на тренажерах. Иначе твои мышцы не выдержат встречи с Землей.

— Да. Я знаю.

— А вот это книга. Настоящая.

Димон протянул Зимину предмет, в котором тот узнал бумажную книгу. Он видел раньше их изображения в сети, но в руках держал впервые. Странная вещь — книга. Предмет, не похожий ни на что другое. Впрочем, ее было приятно держать в руках. Твердая разноцветная обложка, а внутри мягкие листки, покрытые красивыми мелкими буквами. Странички, когда их переворачивали, странно поскрипывали, и этот дурманящий запах, который нельзя будет забыть. Великое изобретение прошлого.

— Поскрипывают, — сказал Зимин.

— Нет, неправильно, — возразил Димон. — Шелестят. Так принято говорить. Правда, здорово?

— Шелестят… Красиво. Хотел бы, чтобы однажды мои сочинения были так напечатаны. Понимаю, что желание бессмысленное, может быть, даже глупое. Ну и пусть. Где написано, что мне запрещено иногда быть глупым? — Зимин подмигнул космолетчику. — Могу себе позволить.

Димон критически посмотрел на него. Без осуждения. Скорее с жалостью.

— Чтобы текст попал в книгу, мало быть сочинителем, нужно стать писателем.

— Я слышал об этом. Но увидел книгу и размечтался. Но ты сказал правду. Спасибо. Мне не положено.

— Ерунда, мне кажется, что у тебя все получится. Разве плохо мечтать? Самые сумасбродные грезы сбываются, надо только добиваться их исполнения. Труд, и еще раз труд. Найди точку опоры. Очень важно прочно стоять на земле. Понимаешь, я использовал образное выражение. Ты сочинитель, должен такие вещи чувствовать.

— Но я попаду на Землю?

— Об этом не беспокойся! Я еще никого не подводил.

— Спасибо. Но, к сожалению, я не знаю, кто я такой. Совсем не знаю. Сочинитель или писатель? Революционер или консерватор? Пока не узнаю, кто я, мне будет трудно отыскать опору.

— Ты это серьезно?

Зимин грустно кивнул.

Двое суток полета пролетели быстро. Капитан Димон оказался интересным и внимательным человеком. Может быть, Зимину не следовало так много говорить, но ему нужно было выговориться, освободить душу. Димон идеально подходил для этой роли. Он умел слушать и… понимал, о чем идет речь. По крайней мере, Зимину так показалось.

Недолгий опыт общения с заговорщиками сделал его подозрительным. Незнакомому человеку довериться было тяжело. Но он знал, что перелет будет недолгим, и они расстанутся и никогда больше не встретятся и, скорее всего забудут о существовании друг друга. Последний довод перевесил все предубеждения.

— Не понимаю, как это — не знать себя самого? — спросил Димон. — Забавная ситуация. Никогда о таком не слышал. Страдаешь, наверное?

— Вовсе нет. Потеря прошлого переносится проще, чем можно было бы предположить. Такие люди, как я, больше интересуются настоящим. Не исключено, что это болезнь. Прошлое мы вспоминаем редко, при необходимости. Как правило, это обрывочные, плохо связанные между собой картинки. Мы предпочитаем жить сегодняшним днем. Прошлое нам мешает работать. Ну, не мешает, но и не помогает. А работа — это единственное, что у нас есть настоящего.