Владимир Моисеев - Внутреннее задержание [СИ]

— А я люблю свое прошлое. Мне бы без него было грустно. Есть, что вспомнить, — глаза Димона заблестели.

— Я слишком часто вспоминаю разную ерунду, меня это раздражает.

— Вот. Я сразу сказал, что ты странный человек.

— Станешь странным, если тебе прочистили мозги! — не выдержал Зимин.

— Кто? — заинтересовался Димон.

— Мозгоправы!

— А вот с этого места попрошу подробнее.

— Отстань. Не люблю вспоминать.

— Да ладно! Интересно же! Потом книгу напишешь!

— Память не самое мое сильное место.

— Совсем ничего не помнишь?

— Кое-что.

— Как тебя зовут?

— Семен Титов.

— Вот видишь, не все потеряно.

— Больше ничего вспоминать не буду.

— Правильно. Никому не доверяй.

Разговор не понравился Зимину. У него было ни малейшего желания делиться с кем-то своими тайнами. Тем более с космолетчиком, который получал деньги от заговорщиков.

— И что ты делал на Луне? — спросил Димон.

— Работал.

— Камни, что ли, собирал?

— О, нет. Я был зачислен младшим психофизиком.

— А зачем на Луне психофизики понадобились?

— На Луне занимаются самыми необычными делами. Есть и лаборатория психофизики. Изолированность от Земли для нашего дела нередко очень полезна.

— Психофизики на Луне? Вот так номер! Никогда бы не подумал, что на Луне для них найдется работа!

— Мы помогаем несчастным людям, которые не могут самостоятельно справиться со своим прошлым. Лечим больных людей, — ответил Зимин, стараясь не сказать случайно лишнего. — Существует методика замещения болезненных воспоминаний нейтральными.

— Ты рассказываешь страшные вещи.

— Ерунда, обычная научная практика.

— Как посмотреть.

— Это ты о морали? Честно говоря, эта сторона работы меня до поры до времени не интересовала.

— Пока это не коснулось лично тебя.

— Звучит оскорбительно, но, в принципе, ты прав.

— Теперь мне все ясно, — засмеялся Димон. — Давай, Титов, я расскажу, что с тобой приключилось. Однажды ты догадался, что начальство наградило ложной памятью тебя самого. И заволновался, не повредит ли это твоей способности работать.

— Что-то в этом роде.

— Ты на моем пароме не первый такой.

— Все это ерунда, — сказал Зимин. — Пора ужинать. От пустой болтовни разыгрывается аппетит.

— Ты прав. Самое время подкрепиться, через два часа прибываем. На станции тебя долго держать не будут, они лунных транзитников терпеть не могут, так что посадят на первый челнок и отправят на Землю без проверки. Держи новый жетон. Теперь ты будешь Александром Юраном, астрономом. На Земле права не качай. Как только тебя отпустят врачи, сразу беги на конспиративную квартиру. Там тебя ждут. Помогут выжить.

— Вы тоже заговорщик?

— Конечно. Идейный!

— Чего ради я должен с вами связываться?

— Послушай, Зимин, я тебя уговаривать не собираюсь. Но я бы на твоем месте не геройствовал.

— Эй! Я — Титов!

— Прости, я пошутил, — сказал Димон и засмеялся. — Люди рискуют своей жизнью, чтобы спасти тебя. Цени и постарайся быть благодарным.

— Простите, я не очень хорошо соображаю. Слишком многое обрушилось на мою несчастную голову. Мне надо привыкнуть.

— Есть люди, которые желают тебе добра.

— Понимаю, — сказал Зимин неуверенно.

— Они помогут тебе, держи адрес.

Солнечные лучи совсем некстати проникли в кабинет. Горский зажмурился и сосчитал до десяти. Его поражала выдержка Нины. Было в ней что-то нечеловеческое. Она не проявляла ни малейших признаков волнения. Будет смешно, если окажется, что она соврала про свои особые чувства к Зимину, а на самом деле ей глубоко наплевать на него. Горскому стало обидно, что эта таинственная женщина ловко обвила вокруг пальца столь опытного психофизика, как он.

— Хороший день сегодня, — сказала Нина.

— Как там дела у Зимина?

— Все будет хорошо.

— Ты так думаешь?

— Я это знаю.

Это прозвучало с такой детской уверенностью, что Горский не удержался и расхохотался.

— Как так получилось, что я тебе поверил? — спросил он с укоризной.

— Ничего удивительного. Я знакома с универсальным способом убеждения. Если говорить людям правду, они расслабляются.

— Неужели мы спасли Зимина?

— Да. Я уже сказала, что у него все будет хорошо. Он явно пошел на поправку.

— Неужели ведение дневника — лучшее лекарство?

— Не для всех. Только для таких, как Зимин.

— Ты обещала рассказать о себе. И еще, откуда знаешь Зимина?

— Читал его текст?

— Про литературоведа из XXIII века? Как она спасала несчастных писателей из прошлого, попавших в беду? Забавно написано, мне понравилось. Постой. Не хочешь ли ты сказать, что это про тебя? Неужели ты по профессии литературовед?

— А Зимин без подсказок догадался.

— Он с детства хотел стать писателем. Но я не ожидал, что его судьбой займутся такие симпатичные критики.

— Есть сочинители, про которых пишут замечательные книги.

— Неужели и про Зимина напишут?

— Конечно. Не сомневайся! Он заслужил это больше, чем кто-либо другой. Он — настоящий писатель.

Предсказание не понравилось Горскому. Он вспомнил, сколько сил пришлось потратить, чтобы вернуть Зимина в науку. Это надо было сделать, потому что Зимин был отличным психофизиком. Ужасно будет, если он, когда к нему вернется память, посчитает эксперимент неудачным и уйдет из Института окончательно.

Горский вынужден был признать, что без Зимина он справиться с экспериментом не сумел. Он так и не научился разбираться в психологии людей с замещенным сознанием. Если бы не помощь Нины, их перспективная затея с ложной памятью обернулась бы катастрофой. Спасибо, конечно, но если бы он догадался, чем это все закончится, ни за что бы не поддался на уловку Нины с ведением дневника. Как это было глупо — возвращать его к писательской работе. Зимин бы на его месте сразу все понял. И нашел другой способ выкрутиться, не создавая проблем в будущем.

— Он очнется и будет считать себя писателем? — спросил Горский.

— Конечно, — ответила Нина с удивлением. — А кем же еще?

— Зимин — отличный ученый. Без него психофизика многое потеряет.

— А еще он отличный писатель. Мне кажется, что эта работа подходит ему лучше, чем ваша скучная наука.

— Что за чушь! Спросим у него самого, когда он сможет ответить.

— Разве он не говорил еще в школе, что хочет стать писателем?

— Тебе-то откуда знать?

— Работа у меня такая — все знать про Зимина.

— Ты литературовед? Серьезно.

— Да. Я уже созналась. Мне не стыдно.

— Из будущего?

— Понимаешь, Максим, мне трудно ответить на твой вопрос. Никто не знает, что такое время. Еще сложнее заниматься теориями его внутреннего устройства. Тут можно такого напридумывать, что потом и академики не разберутся. Прошлое, настоящее, будущее — разве в этом дело? Мы сидим с тобой в этом кабинете. Разговариваем. Вытаскиваем Зимина из ложной реальности. Помогаем друг другу. И ладно. И хорошо.