Михаил Веллер - Вначале будет тьма // Финал

– Остапченко назвал девушку Зимина… – Рожев исподлобья посмотрел на Зимина. Тот не поднимал глаз от пола.

– Как?

– Я… В общем…

– Шалавой, Виктор Петрович, – Остапченко встал со скамьи и скривился, – через «а».

– Сядь, дурак.

На потолке раздевалки серые панели чередовались с белыми световыми окнами ламп. Было тихо – мысли игроков скрипели, пересекаясь друг с другом, сходясь в лысине Еремеева. Только Нготомбо все еще чертил что-то мелом в углу. Еремеев устало прикрыл глаза и медленно заговорил:

– Ребята. Я в футболе уже долго. Дольше, чем вы все. Дольше, чем Царь, Рожа, дольше, чем Заяц, – называя имена, Еремеев кивал в сторону их хозяев. Хозяева моргали в ответ. – Я и играл, и тренировал, и черт знает чего только не делал. Разве что без трусов на поле не бегал.

Баламошкин захихикал, но, оглядевшись, заткнул рот лепешкой. Еремеев продолжил:

– Короче, ребят, вы, кажется, что-то недогоняете. О чем вы говорите вообще? Мы в финале. Слышите? В финале. Это раньше у вас была жизнь. Жены, поклонницы. Драки… Оглянитесь. Тут что-то на женщину есть похожее? А знаете, почему нет? Это не жизнь уже. Это футбол. Вы до этого тренировались. А сейчас надо на поле выйти. Дело не в кубке – ну не ради железки ведь это все. Кубок вы можете и не получить, он может и не вашим быть. Дело в гордости. Гордость – ваша! Гордость нельзя купить, гордость надо заработать. У вас уже почти получилось, счет равный и шансы равные. Главное – забыть обо всем другом. Вы футболисты, ребята. Вам этого правда мало? Футболист – это сила, красота, это мощь. Футболист – это мечта всех остальных. Просто послушайте, как звучит – фут-бо-лист! Футболист – это… – Еремеев свысока оглядел свою команду. – Это звучит гордо!

Каждая мысль каждого игрока сборной России по футболу теперь была в финале. Средоточие всех планов, идей, воспоминаний в точке ворот соперника, в еще не забитом мяче славонцам, в том, как они, победив…

– Ай! Ты чего? Совсем охренел? – воскликнул Остапченко.

Поль Нготомбо сорвал прядь волос с макушки Остапченко и пошел в очерченный им мелом круг. Команда беззвучно следила за ним. Поль сел в центр круга, около грязного следа Рима Хализмутдинова, достал откуда-то спичку и поджег прядь светлых волос. Затем он положил их в центр круга и медленно начал прыгать вокруг. Хлопая ладонями, прикрыв глаза на ничего не выражающем лице, он громко декламировал:

– Ям аатхат иушес гэйли мумхан вазес тут ам! Рааис кулла абакаам абракалам!

Спокойно, стараясь не мешать действию древнего ритуала, Еремеев достал из кармана брюк телефон и позвонил:

– Алмаз Ильясович?.. Пришлите кого-нибудь сюда. Да, в раздевалку. Прибраться немного нужно…

Баламошкин подошел к Нготомбо и положил ему руку на плечо. Тот нехотя приоткрыл глаза.

– Чьего тебе?

– А ты это что? Молишься?

– Вы – мольится. Мой – загьовор.

– А на что?

– На удьачу, – через минуту сказал Нготомбо. И снова запрыгал вокруг того, что раньше было волосами Евгения Остапченко.

Еремеев улыбнулся и громко, чтобы перекричать заклинание Нготомбо и снова завладеть вниманием футболистов, сказал:

– Смотрите! Поль верит лучше вас, честнее. Не болтает и не дерется из-за каких-то там девушек. Молится даже. Вот это подход! Это правильно! Все надо положить ради футбола – богов, волосы… – Еремеев указал рукой на жующего Баламошкина, тот быстро сглотнул и захихикал, – лепешки! А главное – себя. Все у вас… У нас получится. Мы лучшие – и в стране и в мире. Поль?

– Мира ка сенна! Ле па боль!

– Вот именно! Помолись за нас. Пошли, ребята, выиграем этот матч. Это же для нас, ребята, финал. Мы шли к этому, и мы таки дойдем. Ничего другого сейчас нет и быть не может.

В душной раздевалке стало свободнее, просторнее. Дверь была открыта настежь, кондиционеры медленно очищали спертый воздух. Следы давно высохли, оставшись на резиновом полу маленькими коричневыми разводами. Лампы ровно освещали раздевалку – белый свет падал на шкафы, скамьи, на дверь. И на Поля Нготомбо, завершавшего свой ритуал. Его несколько раз уже позвали, он попросил лишнюю минуту – до второго тайма еще оставалось немного времени. Прижимая к сердцу руку с горсткой пепла, закрыв глаза, Поль шепотом произнес последние слова заклинания и медленно пошел к двери.

На пороге финала чемпионата мира по футболу Нготомбо обернулся и оглядел раздевалку. Все его мысли кружились вокруг жены и маленьких дочек, которые были так далеко, что достать до них не было бы возможно, даже если бы он мог бежать быстрее самого быстрого гепарда. Поль вышел из раздевалки, насвистывая себе под нос «Марсельезу» – в его родной Ляунде эта песня считалась колыбельной. Он забыл про футболистов, про игру и про финал чемпионата мира по футболу. Кроме Ляунды, в его голове больше ничего не осталось.

Москва. Финал

Летучка в оперативном штабе закончилась, и у Алмаза Ильясовича наконец-то выдалось несколько свободных минут – впервые за этот сумасшедший день. Войдя в небольшую, но уютную и прекрасно оборудованную комнату отдыха, служившую ему последние две недели личным кабинетом, начштаба с облегчением обрушил свое генеральское тело в сладко скрипнувшее упругое кожаное кресло и щелкнул пультом от «плазмы». Вместо ожидаемой зелени поля с линиями разметки и фигурками игроков на экране появился мужик лет пятидесяти в белой майке и пестреньких семейных трусах, оттопыренных вполне красноречиво, но в рамках закона о рекламе. Блудливо улыбаясь, он что-то закинул в рот и торопливо запил водой из стакана. На заднем плане, немного не в фокусе, видна была кровать с томящейся дамой богатых форм, над кроватью висели триколор и флаг с эмблемой Чемпионата. Рядом на полу валялось несколько футбольных мячей. «Спонсор российской сборной – натуральное средство “Нука-Нука”! – раздался энергический голос диктора поверх бодрого джингла. – “Нука-Нука” – и ты снова в игре! Не является лекарственным средством может вызывать головную боль реалистичные сны паранойю натоптыши диарею передупотреблениемпроконсультируйтесьслечщмврчм».

«А что, неплохо назвали, – Алмаз Ильясович сообразил, что в игре какая-то заминка, замена скорее всего, и телевизионщики впихивают в драгоценные секунды столько рекламы, сколько могут. – Главное, просто “Нука” была бы полная фигня. А вот “Нука-Нука” – совсем другое дело».

Он был доволен. Да что там, более чем доволен. Все и везде шло штатно: наряды безукоризненно соблюдали маршруты и сменялись минута в минуту, периметры контролировались, чрезмерно пьяных и горластых корректно выводили куда надо. Во всех секторах, включая номер первый, все было под полным контролем. Начальник службы охраны Самого счел нужным позвонить ему лично – и коротко, буквально в трех словах, но вполне однозначно поблагодарить. Но даже не это грело генерала больше всего. Операция «Баламошкин» прошла идеально. Стукнутый уже успел выйти на поле, бегал вполне шустро и терять сознание (что бы там ни трещали докторишки) явно не собирался. И самое главное, все, включая Того-кого-надо, знали, что не только блестящая реализация, а и сама идея изначально была его, алмазовская.