Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

– Вся история – более или менее вопрос дозировки.

Его эректильные волосы поползли и ощетинились, как хохол какаду, а кожа вся заблистала неестественным глянцем. У него в черепе сидела красноглазая мартышка. Его сопровождал безответный непокой. Он принял на борт то, насколько все это бессмысленно; пора задуматься о сотне лет жизни; знание незнания.

Вокруг Царя Бритв витала аура печали у него внутри, кою не могло рассеять нисколько самосознанья.

Ассоциация близилась к своему завершенью. Он слышал, как республиканцы играют «Джо МакДоннелла» «Вулфи-Тоунов» – самый сердитый и меланхоличный звук на свете.

– У тебя есть только ты. Ты сам – сын с тыщею лучей в животе.

Уж не впервой было ему ловить себя на том, что он размышляет о единственных тварях на этой земле, кому он мог близко сопереживать, в ком мог признать нечто вроде собственной родни, – о Менге и Экере, этих недоносках непослушанья, этих гаерных шутах, этих клоунах пантомимы.

Последние два года он пытался связаться с ними – никогда не прямыми каналами; это бы насторожило его врагов, пока сам он в ослабленном состояньи. Но, пользуясь всеми заклинаниями из «Календаря Волхва» он отправлял автоматоны, применял астральные проекции, письмена в небесах, формации болезней и облаков, крайние температуры, эмиссаров животных и людских… однако всякое явленье оказывалось тщетным. Рука судьбы отчиканила лучше его старанья.

Земля Мертвых оберегала своих.

В конце концов, Экер оказался слишком уж церебрален. Потому следовало сосредоточиться на Менге. Но хотя получеловек оставался восприимчив к собакам, к несчастью, эта масса параной и обсессий, что у него считалась мозгом, с такою работой справиться не могла. Единственный раз удалось Хоррору заслать ясное сообщенье в морок его разума – и то получеловек решил, что ему мнится, будто это доктор Менгеле пытается заставить его припомнить что-то малозначительное. Последнюю группу жуков, что он отправил, дабы они выложили собою посланье на полу перед Менгом, счастливый придурок растоптал в говно и из всей колонии приготовил teufelsdröckh (бесов навоз).

– Не считай никого счастливым, покуда он не умер. – Бледные глаза Хоррора сияли от воспоминаний.

Он припоминал тот час, когда доктор Менгеле подарил ему близнецов. Обстоятельства были ужасны и жестоки. Церемония – лишь мимолетное отчаянье, а вот контекст, в котором они были ему переданы, образовал самый отвратительный сценарий, коему он свидетельствовал в Аушвице, – но то была сказка, которой он себя займет в другой день.

Тайна происхожденья Менга и Экера вздымалась из жидкой грязи первых лет Двадцатого Века – и из ясновидящего осмоса века предшествовавшего.

А в Аушвице для близнецов время остановилось. Они состарились прежде своего срока. Старики еще до начала века. Люди, с которыми без жалости обошлись в шатрах уродов и балаганах страшилищ Европы.

Змейка-Кака в Мире Цирка.

Под сиренный лай карнавальных колыбельных язычники влеклись в большое шапито сверкающего сребра и злата; где единственные на всем белом свете выступающие сиамские близнецы Менг и Экер, срощенные бедром с рожденья 18 февраля 1873 года, дико отплясывали суматошную жигу в свинский час и пили сливки последа из кувшина Ебаного Пса.

Zirkus Mengele.

За всю жизнь службы уродству те таинственные годы до их перерождения в 1941-м были для Менга и Экера столь же туманны, как и для тех, кто документировал историю близнецов со всепоглощающею страстью, кто со рвеньем наблюдателя за поездами отслеживал каждое прикровенное визирование жутких мальчиков с изгибчивыми годами. В десятилетья до Аушвица близнецы взад-вперед гастролировали по всей Европе, демонстрируя свои извращенные номера в сельских клубах, деревенских амбарах, киосках и побочных балаганах вместе с прочими странностями и уродствами мира.

Альбом Менга с вырезками, который Хоррор некогда праздно проглядел, – его обложка с Мики-Мышем заляпана шестью вкусами мороженого « Häagen Daas », – был мусоркою данных. На каждую выцветшую фотографию имелся свой стейк «Фрай-Бентос» в тон и крышка от пирога с почками. Там был подмокший негатив, на котором Менг и Экер изображались на стропилах разрушенного монастыря в окруженье испанских пейзан. Пейзаж выглядел по-каталонски – злодейские кипарисы сбегали по склону к спокойному морю. Менг, похоже, завладел полудюжиною живых крыс – те были пойманы за хвосты его ртом. Экер выглядел, как водится, беззаботным, одет в, судя по всему, костюмчик матадора, лениво откинулся назад и курит сигарку с обрезанным концом. В кадре не хватает только Пикассо у мольберта.

К подлинному уродству они пришли только в Пюре-Доме Аушвица. Там Менгеле в обличье доктора Еть-Все-Сразу истратил на них свои сверкучие лезвия, высвободил их личности в двух существенно более извращенных индивидов, чем тот единственный носитель, в коем они родились.

Неделю спустя, в сам канун Рождества Экер лениво шаркал ногой в кубинском сапожке в кипе своих подарков, разбросанной справа от елки. Представление брата его об украшениях на святки сводилось к тому, чтобы оставить всё там, куда ему случилось упасть. Менг пошвырял большинство подарков, что они получили от широкой публики, в общую кучу. Сапог его перевернул экземпляр «Краткой истории времени», надписанный ему цветистым посланьем колясочной любви от Стивена Хокинга. Имелось по меньшей мере три экземпляра «пингвиновской» «Дыни для экстаза» Джона Уэллза. Последняя книжка все больше становилась раритетом, и количество экземпляров, им получаемых с каждым прошедшим годом сокращалось. Аудитория Экера не могла удержаться от этой сказки о человеке, чьею страстью было заниматься любовью с деревьями.

Когда пробило одиннадцать, при мерцанье изнуренной сальной свечи он медленно спустился по лестнице к себе в спальню. На миг приостановился у Окна Прозорливости. По рифленой асбестовой крыше гаража Херби мелькала лунная тень. Постройка стояла пустой последние шесть лет, покуда маленький «фольксваген» странствовал по свету в поисках большего знания.

Синхрония работала. Вести от машинки пришли на прошлой неделе. Херби позвонил сказать, что он учит философию у Делёза в Ecole Normale Superieure и скоро возвратится домой.

Менг сказал ему не спешить – он сейчас как раз занят, усовершенствует «верхнее изнасилование» в автобусах Мэнчестерской корпорации. Можно уплатить за проезд, сообщил он заслушавшемуся автомобильчику, забраться на верхнюю палубу – и наверняка найдется тот, кого можно изнасиловать: мужчина, женщина или собака, в любое время дня или ночи. Поразительно, чего в наши дни возможно добиться всего за соверен, восторгался он. Если это не выгодно, то я прямо и не знаю; на сию рекомендацию знающего человека Херби ответствовал густым хмычком.