Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Мы с Гэри, Полом и жуком поднимаемся в альпийском стиле. То есть несем все необходимое на себе – начинаем с тяжелой поклажей, которая по мере продвижения становится все легче. По сути, это попытка разом покорить вершину, мы надеемся уложиться в неделю или даже меньше. Никаких постоянных лагерей – просто временные площадки для смарт-палаток, вырезанные в снежно-ледяном покрове, по крайней мере до того момента, когда мы решим разбить лагерь на плацдарме для последнего рывка. Там мы оставим палатки и бо́льшую часть снаряжения и отправимся к вершине, преисполнившись надеждой и молясь всем возможным богам (кто знает, каким богам молится Канакаридис и молится ли он вообще) – молясь, чтобы не испортилась погода, пока мы наверху в зоне смерти, чтобы мы не потерялись во время спуска в темноте к лагерю, чтобы ничего ни с кем не стряслось во время последней решающей попытки, потому что мы ведь действительно не сможем помочь друг другу на такой высоте, – в общем, просто молясь изо всех сил, чтобы не облажаться.

Но это только если наше продвижение будет постоянным и непрерывным. Сегодня у нас не очень-то получилось.

Мы вышли рано, за несколько минут свернули лагерь-два, нагрузились поклажей и пошли в хорошем темпе – я первый, потом Пол, потом жук, потом Гэри. На высоте где-то двадцать три тысячи триста футов начинается один дрянной, крутой и опасный траверс, самый сложный участок на нашем маршруте по северо-восточному ребру. Мы хотели устроить безопасный бивак в начале этого мерзкого траверса сегодня к ночи. Но не срослось.

Я точно записывал сегодня какие-то ответы Канакаридиса, но они по большей части однословные, и никаких таких великих инопланетных секретов из них не узнаешь. В основном что-нибудь вроде: «Кана… Канака… Эй, К., ты запасную плитку прихватил?» – «Да». – «Хочешь, устроим перерыв на обед?» – «Было бы неплохо». Потом Гэри: «Вот же, сука, снег пошел». Если вспомнить сегодняшний день, вряд ли мантиспид сам хоть раз начинал разговор. Все те прищелкивания и придыхания, записанные на наладонник, – это К. отвечает на наши вопросы. А ругань – это уже мы.

В полдень снег повалил всерьез.

До этого все шло хорошо. Я все еще шел первым, с дикой скоростью сжигая калории, – вбивал кошки в крутой склон и прокладывал путь для остальных. Мы лезли не в связке. Если бы кто-нибудь из нас оступился или всадил кошки не в лед, а в скалу, то заскользил бы вниз. Такому бедолаге пришлось бы самому тормозить ледорубом. Если бы не сумел – проехался бы по первоклассной ледяной горке длиной в тысячу футов, потом сиганул через край прямо в космос и летел бы еще три-четыре тысячи футов, пока не воткнулся бы в ледник.

Лучше всего не думать про такое, просто следить за тем, чтобы в каждый конкретный момент была сцепка с заснеженным склоном в трех точках, и постоянно, неотрывно, как бы ни умотался, смотреть, куда ставишь ногу. Понятия не имею, боится ли Канакаридис высоты (устало сделал себе мысленную пометку спросить его об этом), но карабкается он с осторожностью. Кошки у жука своеобразные – ряд острых шипов, с виду пластиковых, они закреплены на этих его чудны́х стреловидных ступнях, однако ноги он ставил аккуратно и с ледорубом управлялся хорошо. Сегодня К. лез на двух ногах, задние сложил и прижал к приподнятой переднегруди, так что их и незаметно было – разве только знаешь, куда смотреть.

Где-то к половине десятого или к одиннадцати утра мы уже забрались достаточно высоко и отчетливо видели Скьянг-Кангри, гору-лестницу к северу от К2, чей восточный склон похож на ступени для какого-нибудь индуистского гиганта. В солнечном свете на фоне все еще голубого восточного неба Скьянг-Кангри смотрелась великолепно, просто ослепительно. Далеко внизу виднелся ледник Годвин-Остин, тянущийся от основания Скьянг-Кангри к Седлу ветров – перевалу высотой в девятнадцать тысяч футов. Нам хорошо была видна местность, которая раскинулась за Седлом ветров, – десятки миль, а дальше бурые холмы бывшего Китая, где теперь располагается мифический Синьцзян. В тот самый момент за него сражались войска Синдиката и разных китайских полевых командиров.

Для нашей экспедиции гораздо важнее был вид, который открывался на западе, – подходы к прекрасному, но почти абсурдно громадному К2 с его хребтом-ножом, до которого мы рассчитывали добраться к вечеру. Я еще подумал, что такими темпами точно доберемся, а потом снова посмотрел вверх на гору…

Именно тогда Гэри и воскликнул:

– Вот же, сука, снег пошел!

Пока мы не смотрели в ту сторону, с юга и запада наползли бурлящие облака, и за какие-нибудь десять минут нас окутало плотной пеленой. Поднялся ветер. Отовсюду полетел снег. Пришлось сбиться в кучу и так подниматься по все более крутому склону, просто чтобы не потерять друг друга из виду. И конечно же, именно в тот момент впервые за весь день крутой, но сравнительно беспроблемный снежный склон превратился в ужасающую ледяную стену, над которой несколько минут маячил пояс неровных скал, а потом вообще все беспробудно заволокло облаками.

– Ипать-колотить, – сказал Пол, когда мы собрались у подножия ледяной стены.

Громоздкая, увенчанная клювом голова Канакаридиса медленно повернулась в его сторону, черные глаза смотрели внимательно, будто бы жук обдумывал, возможно ли осуществить такое странное биологическое действие. Вопросов К. задавать не стал, а Пол не стал ничего объяснять.

Следующие полчаса или около того первым шел Пол, самый умелый наш ледолаз, – он всаживал ледоруб в почти вертикальную ледяную стену, что есть сил вбивал в нее передние зубья кошек, подтягивался на правой руке, снова вбивал ногу, выдергивал ледоруб, опять его всаживал.

Это классическая ледолазная техника, не сложная, но отнимающая много сил на высоте почти двадцать тысяч футов (это в два раза выше, чем та высота, где «си-эм-джи» и пассажирские самолеты переходят на сжатый воздух), и получилось очень долго, особенно если учесть, что теперь мы лезли в связке и страховали Пола, пока он пробивался наверх.

Пол был футах в семидесяти над нами – осторожно перелезал на скальный пояс. Внезапно лавина из мелких камешков сорвалась вниз и с грохотом полетела на нас.

Деваться было некуда. Каждый из нас стоял на крошечной, только что вырубленной во льду платформе, так что оставалось лишь прижаться к ледяной стенке, прикрыть голову и переждать. В меня камни не попали. Один булыжник размером с кулак отскочил от рюкзака Гэри и улетел куда-то в пропасть. Канакаридиса дважды задело довольно крупными камнями: один угодил в переднюю левую ногу (или руку, или как там это у него называется), а второй – в тот его неровный спинной гребень. Оба раза я слышал звук удара – будто булыжником по шиферу.