Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

– Так вы, ребята, прилетели с Альдебарана? – спросил Пол на второй день бурана. – И сколько же вы добирались?

– Пятьсот лет, – ответил наш жук.

Чтобы уместиться в своем закутке общей палатки, ему пришлось сложить все выступающие части тела как минимум в два раза. Я все думал, как же ему неудобно.

Гэри присвистнул. Он никогда особенно не обращал внимания на то, что говорилось в СМИ о мантиспидах.

– К., ты что, такой старый? Тебе пятьсот лет?

Канакаридис тоже тихонько присвистнул (я начал подозревать, что это он так смеется).

– Мне только двадцать три года по вашему исчислению, Гэри. Я родился на корабле, как и мои родители, их родители и так далее. Продолжительность жизни у нас приблизительно соответствует вашей. Наш корабль… это корабль поколений, кажется, так он у вас называется. – К. замолк, потому что ветер начал завывать с какой-то уже вовсе абсурдной громкостью, а когда чуть поутихло, продолжил: – Моим родным миром, пока мы не добрались до Земли, был корабль.

Мы с Полом переглянулись. Настала моя очередь ради отчизны, семьи и госсекретаря Яркая Луна подвергнуть допросу пленного жука.

– А почему вы… слушающие… проделали весь этот долгий путь к Земле? – спросил я.

Жуки не единожды публично отвечали на этот вопрос, но их ответ всегда звучал одинаково и никогда не казался особенно понятным.

– Потому что вы есть, – ответил жук.

Те же самые слова. Полагаю, в чем-то лестные, поскольку мы, люди, всегда мнили себя центром вселенной, но все так же не особенно понятные.

– Но зачем тратить сотни лет, чтобы прилететь на встречу с нами? – спросил Пол.

– Чтобы помочь вам научиться слышать, – ответил К.

– Слышать что? – спросил я. – Вас? Мантиспидов? Мы хотим слушать. Хотим учиться. Мы будем вас слушать.

Канакаридис медленно качнул тяжелой головой. Глядя на нее вблизи, я вдруг понял, что она напоминает не голову жука, а скорее голову какой-нибудь рептилии, динозавра или птицы.

– Не для того, чтобы слушать нас, – щелчок-шипение. – Но чтобы слушать песню вашего собственного мира.

– Песню нашего собственного мира? – Вопрос Гэри прозвучал почти грубо. – Ты имеешь в виду, нам просто нужно больше ценить жизнь? Сбавить обороты и чаще нюхать цветочки? Все в таком духе?

Вторая жена Гэри увлекалась трансцендентальной медитацией. Думаю, поэтому он с ней и развелся.

– Нет, – отозвался К. – Я имею в виду, что нужно слушать звук вашего мира. Вы кормили свои моря. Вы освятили свой мир. Но вы не слушаете.

Настал мой черед еще основательнее все запутать.

– Кормили свои моря и освятили свой мир, – повторил я; палатка загудела от налетевшего порыва, но потом ветер чуть стих. – Каким образом мы это делали?

– Вы умирали, Джейк. – Жук впервые назвал меня по имени. – Становились частью морей, частью мира.

– Смерть имеет какое-то отношение к тому, чтобы услышать песню? – спросил Пол.

В свете фонарика глаза Канакаридиса были совершенно круглые и непроницаемо-черные, но во взгляде, обращенном на нас, не чувствовалось угрозы.

– Нельзя слышать песню, когда ты мертв, – просвистел-прощелкал он. – Но песни нет, если только представители вашего вида миллионы лет не включали свои атомы и молекулы в круговорот своего мира.

– А ты слышишь песню? – спросил я. – В смысле здесь, на Земле.

– Нет, – ответил жук.

Я решил переключиться на более понятную тему.

– Вы подарили нам технологию «си-эм-джи», и она действительно многое изменила к лучшему, – сказал я, а сам подумал: «Чушь собачья, мне гораздо больше нравилось, когда машины не летали. Тогда хотя бы пробки у нас вдоль Передового хребта в Колорадо были двухмерными». – Но мы… в некотором роде… ну, нам любопытно, когда же слушающие поделятся другими своими секретами.

– У нас нет секретов, – ответил Канакаридис. – Мы даже не знали понятия «секрет», пока не прибыли сюда, на Землю.

– Значит, никаких секретов, – поспешно согласился я, – но есть же новые технологии, изобретения, открытия…

– Какие именно открытия? – спросил К.

Я набрал в грудь побольше воздуха:

– Лекарство от рака очень бы нам пригодилось.

Канакаридис словно бы прищелкнул.

– Да, пригодилось бы, – выдохнул он наконец. – Но эта болезнь, от которой страдает ваш вид… Почему вы ее не излечили?

– Мы пытались, – ответил Гэри. – Но это крепкий орешек.

– Да, – согласился Канакаридис, – крепкий орешек.

– Представителям двух наших видов нужно учиться друг у друга. – Я решил пойти в лобовую атаку и повысил голос, видимо слишком сильно, даже учитывая бушевавший снаружи буран. – Но вы, ребята, очень скрытные. Когда же мы наконец начнем по-настоящему говорить друг с другом?

– Когда представители вашего вида научатся слушать, – сказал К.

– Ты поэтому пошел с нами в экспедицию? – спросил Пол.

– Надеюсь, что это не станет результатом, – ответил жук, – но тут, помимо желания понять, и кроется причина моего участия в экспедиции.

Я посмотрел на Гэри, который лежал на животе, почти упираясь головой в низкий потолок палатки. Тот лишь пожал плечами.

– А в твоем родном мире горы есть? – спросил Пол.

– Как меня учили, нет.

– Так что́ получается, твой мир похож на Северный полюс, где у вас теперь владение?

– Там не так холодно, – ответил Канакаридис, – и зимой не бывает так темно. Но атмосферное давление почти такое же.

– Так ты к какой высоте, получается, акклиматизирован? Семь или восемь тысяч футов?

– Да, – ответил мантиспид.

– И холод не причиняет тебе неудобств? – спросил Гэри.

– Иногда неудобно, – сказал жук. – Но в процессе эволюции у представителей моего вида сформировался подкожный слой, который регулирует температуру, почти как ваш термскин.

Опять настал мой черед спрашивать:

– Если в твоем мире гор нет, почему ты решил подняться с нами на К-два?

– А вы почему решили сюда подняться? – спросил Канакаридис, плавно поворачивая голову, чтобы обвести всех нас взглядом.

На минуту в палатке повисла тишина – не совсем тишина, ведь из-за ветра и снега казалось, будто мы встали лагерем прямо под реактивным двигателем, но мы, люди, молчали.

Канакаридис распрямил, а потом снова сложил свои шесть ног. Не очень-то приятное зрелище.

– Думаю, я попробую поспать, – сказал он и опустил полог, закрывавший вход в его закуток.

Мы сдвинули головы и начали шептаться.

– Какой-то чертов миссионер, – прошипел Гэри. – Вся эта пустая болтовня, мол, слушайте песню.

– Такое уж наше везение, – сказал Пол. – Первый контакт с внеземной цивилизацией, а это оказались придурковатые «свидетели Иеговы».

– Брошюры он нам еще не раздавал, – вставил я.

– Еще не вечер, – прошептал Гэри. – Вот дотащимся-таки вчетвером до вершины, если эта гребаная буря когда-нибудь стихнет, все такие замудоханные, хватающие ртом воздух, которого там нет, обмороженные по самые яйца, тут-то наш жук и достанет свой номер мантиспидской «Сторожевой башни».