Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Фортуна опять захихикал, и в коротком отблеске фар встречного армейского грузовика было видно, как он пожал плечами. Влага на внутренней стороне окон начала замерзать. Руки у меня окоченели от холода, и я почти не чувствовал пальцев ног в дурацких модельных туфлях, которые надел с утра. Когда мы въехали в город, я поковырял заиндевевшее стекло.

– Мне быть известно, что все вы – очень важные персоны с Запада, – сказал Раду Фортуна. Облачко пара, вырвавшееся у него изо рта, взлетело под потолок, точно покидающая тело душа. – Но, боюсь, я не запомнить все имена.

Дон Уэстлер всех представил:

– Доктор Эймсли прибыл от Всемирной организации здравоохранения… Отец Джеральд Пол представляет Чикагскую епархию и Фонд спасения детей…

– Священник – это есть хорошо, – вставил Фортуна, и в его голосе мне послышалась ирония.

– Доктор Леонард Паксли, почетный профессор экономики Принстонского университета, – продолжал Уэстлер, – лауреат Нобелевской премии в области экономики за тысяча девятьсот семьдесят восьмой год.

Фортуна поклонился пожилому ученому. С тех самых пор, как мы вылетели из Франкфурта, тот не произнес ни слова и сейчас словно бы потерялся в глубине своего огромного пальто и складках кашне: старик, ищущий взглядом скамейку в парке.

– Я приветствовать вас, – сказал Фортуна, – и хотя наша страна в настоящее время не иметь экономика…

– Черт, у вас тут всегда так холодно? – раздался голос из недр намотанной шерсти. Нобелевский лауреат топнул маленькой ножкой. – Холодрыга такая, что у бронзового бульдога причиндалы отмерзнут!

– Мистер Карл Берри представляет телекоммуникационную компанию «Америкэн телеграф энд телефон», – поспешно продолжил Уэстлер.

Толстенький коротышка-бизнесмен, сидевший рядом со мной, пыхнул трубкой, вынул ее изо рта, кивнул Фортуне и снова сунул свой курительный прибор в зубы, словно необходимый источник тепла.

– А это мистер Гарольд Уинстон Палмер, – Фортуна жестом указал в мою сторону, – вице-президент по контролю за европейскими рынками… Да-а, – протянул Раду Фортуна с какой-то алчностью, вызывавшей в воображении образ питона за секунды до того, как тот набросится на жертву. На краткий миг меня посетило безумное видение, будто бы мы, все семеро пассажиров автобуса, тесно сбились вокруг угольков, тлеющих в трубке Берри. – Я знаю компанию, которую представлять месье Палмер…

Ну еще бы. Наша корпорация – одна из крупнейших в мире, и если вы американец, то непременно пользовались или пользуетесь одним из наших основных продуктов, а если румын, то мечтаете его приобрести.

– Кажется, вы уже посещать Румынию, мистер Палмер?

Мы въехали в освещенную часть города, и я заметил, как блестят глаза Фортуны. Я давно живу на свете, и вскоре после войны мне довелось побывать в Германии в составе американских оккупационных войск. Сейчас пейзаж в окне за спиной Фортуны напоминал увиденное там. На Дворцовой площади собралось множество танков; их черные громады могли бы показаться безжизненными кучами холодного металла, если бы башня одного из них не развернулась в нашу сторону, когда мы проезжали мимо. Взору открывались закопченные остовы сгоревших автомобилей и по крайней мере один бронетранспортер, теперь являвший собой лишь груду искореженной стали. Свернув налево, мы миновали Центральную университетскую библиотеку; ее золотой купол и затейливая крыша обвалились в проем между изрешеченными пулями, покрытыми сажей стенами.

– Да, – сказал я, – я бывал здесь прежде.

Фортуна наклонился ко мне:

– Может быть, на этот раз ваша компания все-таки открыть у нас завод?

– Может быть.

Фортуна продолжал сверлить меня взглядом.

– Мы здесь очень дешево работать, – прошептал он так тихо, что вряд ли его мог услышать кто-то еще, кроме Карла Берри. – Очень дешево. Труд здесь стоить сущие гроши. Жизнь стоить гроши.

С пустынного проспекта Победы – Каля Викторией – мы повернули налево, снова на бульвар Николае Бэлческу, и вот наш автобус со скрипом затормозил перед самым высоким зданием в городе, двадцатидвухэтажным отелем «Интерконтиненталь».

– Утром, господа, – произнес Фортуна, поднявшись и указав рукой в сторону освещенного вестибюля, – мы смотреть новая Румыния. Желаю вам спать без сновидений.

Весь следующий день наша группа посвятила встречам с «представителями власти», то есть переходного правительства, по большей части членами недавно организованного «Фронта национального спасения». День выдался таким хмурым, что вдоль широких бульваров Николае Бэлческу и Республики продолжали гореть автоматические фонари. Помещения не отапливались, – во всяком случае, сколько-нибудь заметного тепла не ощущалось; мужчины и женщины, с которыми мы разговаривали, выглядели практически одинаково в своих одинаково необъятных шерстяных пальто унылых расцветок. К концу дня мы успели пообщаться с одним Джуреску, двумя Тисмэняну, одним Борошойю (который, как выяснилось, никакого отношения к новому правительству не имел и через считаные минуты после нашего ухода был арестован), несколькими генералами, включая Попеску, Лупоя и Дьюрджу, и, наконец, с реальными руководителями, среди которых был премьер-министр переходного правительства Петре Роман, а также Ион Илиеску и Думитру Мазилу, соответственно президент и вице-президент при режиме Чаушеску.

Все они старались донести одну и ту же мысль: «Вы – большие люди, и будет просто замечательно, если вы сумеете убедить ваши многочисленные организации и учреждения оказать нам помощь».

Вечером по пути в отель мы стали свидетелями того, как толпа – по виду в основном офисные служащие, в конце дня покинувшие каменные улья своих контор, – избивает троих мужчин и одну женщину. Раду Фортуна с усмешкой показал на широкую площадь перед отелем, где людей было еще больше.

– Там, на Университетской площади, на прошлой неделе… когда люди собираться на демонстрацию и петь, понимаете? Танки их давить, еще больше расстрелять. Видимо, это быть информаторы секуритате.

Прежде чем автобус подкатил к каменному козырьку отеля, мы успели увидеть, как солдаты в форме уводят предполагаемых информаторов, подгоняя их прикладами автоматов. Толпа провожала этих людей пинками и плевками.

– Не разбив яиц, омлет не приготовить, – пробормотал наш нобелевский лауреат.

Отец Пол метнул в него гневный взгляд, тогда как Раду Фортуна одобрительно хохотнул.

– Предполагалось, что Чаушеску лучше подготовился к осаде, – заметил доктор Эймсли после ужина.

Мы оставались в ресторане, поскольку там было теплее, чем в номерах. Официанты и несколько военных бесцельно слонялись по просторному помещению. Репортеры, громко галдя, быстро покончили с едой и ушли туда, куда там они обычно уходят выпить и обменяться циничными шуточками.