Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

– Что это с Дэном?

– Не знаю, – ответил я, – может быть, кто-то пошутил?

Меньше всего это походило на шутку, и это пугало сильнее всего. Морщинистое, но еще моложавое лицо Дэна перестало течь, как расплавленный воск, и теперь дергалось, меняя форму. Мышцы и кости под кожей перемещались, словно крысы шныряли под брезентом. Левый глаз… как бы сказать… мигрировал, передвигался по лицу, словно кусок курицы в супе цвета кожи.

Раздались крики за камерой, картинка расплылась и резко сменилась заставкой «Вечерние новости с Дэном Разером на Си-би-эс». Впрочем, спустя несколько секунд на экране снова возник Дэн. Вероятно, тот, кто рулил в студии, или как они называют ту комнату, где сидят режиссеры, решил, что происходящее на экране и есть самая горячая новость, гори она в огне. Тем временем Дэн, пошатываясь, встал и, не отнимая рук от лица, уставился в мониторы, как в зеркала. На этой стадии лицо ведущего уже не напоминало шпаклевку – под его пальцами ничего не двигалось. В груди Дэна клокотало, но он успел оторвать от себя эту штуку, вроде микрофона, поэтому слышно было плохо. Затем Дэн убрал руки от лица.

– Господи боже, – промолвила твоя мать, которая в жизни не сквернословила и не поминала имя Господа всуе. – Господи ты боже мой, – повторила она.

Лицо Дэна Разера превратилось в одно из тех лиц, что показывают в «Байках из склепа» на канале Эйч-би-оу, которые мы стараемся не смотреть. Впрочем, разница была: в шоу, каким бы идеальным ни был грим, ты всегда знаешь, что это только грим. Сейчас все было взаправду.

Лицо Дэна Разера изменилось. Лоб опустился так низко, что седая грива волос – было заметно, что недавно Дэн подстригся, – находилась там, где две минуты назад была переносица. У него больше не было носа – только хоботок с двумя дырками, как у муравьеда. Хоботок свисал ниже челюсти, на конце пульсировала розовая пленка вроде барабанной перепонки. Инфицированной перепонки. Всякий раз, когда пленка раздувалась, вы могли заглянуть Дэну в лицо. Не в глаза, как вы, вероятно, подумали, а непосредственно внутрь – и увидеть зеленую слизь, кости, мышцы и все прочее.

Левый глаз Дэна перестал мигрировать в районе скулы, увеличился в размерах и стал ярко-желтым. Правый выглядел получше, но вокруг него начал расти алый петушиный гребень, свисая туда, где раньше были щеки, а теперь – лоб, и сходясь вдоль костяного выступа, выпиравшего из правой щеки, как этот, как там его, вырост на спине у стегозавра.

А еще зубы. Вскоре мы придумаем названия для всего – хобот двуличия, гребень деспотизма, зубы тщеславия, выпирающие во все стороны из разодранного рта, – но ты должен понять, что тогда мы видели стигматы впервые, не соотнося их с уровнем интеллекта, темпераментом или характером.

Дэн попытался вскрикнуть, но зубы тщеславия вонзились в щеку, и вместо него завопили мы с твоей матерью. Наконец режиссер не выдержал, на экране возникла рекламная заставка, и твоя мать спросила:

– А что на других каналах?

– Ничего, – выдавил я. – Уверен, там нет ничего подобного тому, что случилось с Дэном.

Тем не менее я щелкнул пультом, и мы увидели, как на канале Эй-би-си Питер Дженнингс сражается с розовым, наполовину выпотрошенным кальмаром, который вцепился ему в лицо, и нам потребовалась почти минута для осознания, что кальмар и есть его лицо.

Том Брокау держался до последнего, но вскоре и он уже хлопал ладонями по гребню деспотизма, который неудержимо выпирал из щеки, челюсти и шеи, и Тому пришлось спешно покинуть студию. Мы смотрели в записи. А пока канал Эн-би-си демонстрировал пустую съемочную площадку, а где-то за кадром выл койот. Звуки издавал Джон Чанселлор, когда его поры начали сочиться слизью.

Наконец я не выдержал и выключил телевизор, к тому же на экране пошла реклама. Я обернулся к твоей матери, и тут накрыло ее.

Я протянул к ней руку и попытался что-то сказать, но во рту пересохло, словно он наполнился жесткими картофельными чипсами. Твоя мать протянула руку ко мне и заорала, но звук с трудом пробивался сквозь заросли китового уса на месте, где раньше были зубы, делая лицо похожим на переднюю решетку «бьюика» сорок восьмого года выпуска. Ее лицо тем временем продолжало слипаться, сочиться и деформироваться. Я почувствовал, как задергалось мое лицо. Приложил ладони к щекам – но щек больше не было. На их месте выпирали какие-то мясистые, пульсирующие виноградины, а то, что торчало изо лба, заслоняло обзор левому глазу.

Мы с твоей матерью посмотрели друг на друга еще раз, завопили и бросились к зеркалу в ванной.

Сразу скажу, Питер, что тебя пандемия нисколько не затронула. Когда мы снова обрели способность соображать, то кинулись в столовую и с трепетом заглянули в колыбель, и там лежал все тот же красивый и здоровый десятимесячный малыш, что и полчаса назад.

Ты посмотрел на нас и заплакал.

Я не собираюсь ничего скрывать от тебя, сынок. Из моего лба торчали кровоточащие роговидные наросты из плоти, которые достаются неверным супругам. Несколько недель мы не догадывались о причине, классификация заняла какое-то время. Но времени было достаточно. Перемены оказались неотвратимы – не окончательны, как выяснилось вскоре, но неотвратимы. Пути назад не было.

Мясистые виноградины на щеке и шее впоследствии были названы папилломой Вараввы, кто бы, черт его подери, ни придумывал эти названия. Возможно, главный врач службы здравоохранения. Как бы то ни было, папиллома Вараввы появлялась только у того, кто не совсем правильно поступал с чужими деньгами. В моем случае это были всего лишь несколько тысяч баксов, которые я забыл указать в какой-то жалкой налоговой декларации. Но видел бы ты фотографии Дональда Трампа в «Нэшнл инквайрер» на следующее утро! Он выглядел как ходячая гроздь винограда, только совсем неаппетитная, потому что сквозь кожу просвечивали вены, гной и все остальное.

Китовый ус, как выяснилось позднее, вырастал у любителей перемывать кости ближним. И если рот твоей матери походил на решетку от «бьюика» сорок восьмого года, то изо рта Барбары Уолтерс, Лиз Смит и им подобных, если судить по просочившимся фотографиям, таких «бьюиков» торчал целый гараж.

Глаз Квазимодо и челюсть богомола достались ей из-за бытовой жестокости, скрытых расовых предрассудков и приобретенной глупости. У меня были те же симптомы. Почти у всех они были. Спустя месяц я мог утешаться только тем, что на мою долю достались всего лишь рога прелюбодея, умеренное количество папиллом Вараввы, челюсть богомола и зачаточная форма хоботка Разера. Костяные наросты вялости и безразличия торчали над глазами надбровными дугами неандертальца, а проказа лжеца поедала левое ухо и оставшуюся часть левой ноздри, пока я не научился ее контролировать.