Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Я снова повторюсь, Питер, что тебя зараза минула. Как и большинство детей до двенадцати лет и поголовно всех младенцев. Твое личико смотрело на нас из колыбельки, и оно было безупречным.

Безупречным.

Эти первые часы и дни дались нелегко. Люди кончали жизнь самоубийством, сходили с ума, но большинство сидело по домам и смотрело телевизор.

Правда, теперь он больше напоминал радио, потому что никто из телевизионщиков не осмеливался встать перед камерой. Поначалу они показывали на экране старую фотографию репортера или ведущего, а его голос звучал на заднем плане – как в военных репортажах из Багдада, – но это раздражало зрителей, и после тысяч телефонных звонков от картинки отказались, и теперь на экране красовалась заставка телекомпании, пока голос за кадром читал новости.

Объявили, что в десять вечера по восточноевропейскому времени президент обратится к нации, но выступление отменили. Причину объяснять не стали, все и так было ясно. На следующий вечер президент выступил по радио.

Никого особенно не удивили его фотографии, которые просочились впоследствии, но рога прелюбодея и опухоли вероломства застали некоторых врасплох. А вот первая леди потрясла многих. Безупречная репутация позволяла надеяться, что уж ее-то пандемия не коснется. Несколько месяцев жена президента не появлялась на публике, а когда появилась, то сквозь покрывало, какое носил Человек-слон, мы различили не только множественные рога, но и вывороченное наружу лицо страдающих синдромом сверхзаносчивости (ССЗ).

Тем не менее ей повезло больше, чем Нэнси Рейган. Говорили, что в первые минуты пандемии бывшая первая леди почти полностью утратила человеческий облик и была застрелена собственными охранниками из омерзения. Официальная версия гласила, что миссис Рейган умерла от шока при взгляде на лицо мужа. И впрямь, перемены, которые произвели наросты безразличия, проказа лжеца и саркома тупости во внешности Рона, впечатляли, но старый джентльмен воспринял это благодушно и наверняка не стал бы отменять оплаченные публичные мероприятия, если бы не кончина супруги.

Что до вице-президента, говорили, что словами этого не описать – это нужно видеть. Пресса никогда не жаловала вице-президента, но оказалось, что самые резкие замечания относительно уровня его интеллекта были незаслуженным комплиментом. Молодой человек, которого отделял от статуса президента всего лишь шаг, размяк и расползся, как картонная коробка, забытая под дождем. Доносились слухи, что саркома тупости полностью поглотила его, остались только пиджак, рубашка и галстук в сине-красную полоску поверх содрогающейся кучки слизи.

Жена вице-президента стала классическим случаем зубастости тщеславия. Неправда, будто от нее остались только четырехфутовые зубы, но выглядело это именно так.

Не подумай, Питер, что я специально потешаюсь над республиканцами. Стигматов не избегнул никто. Представители обеих партий пострадали одинаково. Среди народных избранников напасть свирепствовала столь сурово, что вскоре термин «сенатурированный» стал применяться для описания случаев почти полной утраты человеческого облика под воздействием стигматов. Впрочем, держались они молодцами, а некоторых – вроде Теда Кеннеди, – по слухам, потянуло на сексуальные подвиги еще до того, как папилломы, саркомы, фиброиды, надглазничные наросты и продольные мозговые извилины перестали пульсировать и сочиться.

Некоторое время по телевизору еще крутили повторы телепередач и старые рекламные ролики – естественно, никто из актеров и ведущих не избежал стигматов, – но вскоре начали снимать новые. Прошел год, прежде чем мы осмелились сходить в кино и увидеть на экране измененные лица актеров, но к тому времени мы успели внутренне подготовиться. Меня не смущало вывороченное наружу лицо Дастина Хоффмана – следствие ССЗ, расистская крапчатость Эдди Мерфи или месиво из щупальцев, в которое самолюбование и зацикленность на сексе превратили лицо Уоррена Битти. Напротив, я больше не мог видеть их прежних лиц. В старом облике они выглядели загадочными пришельцами. И мои чувства разделяло большинство зрителей.

Впрочем, прости, Питер, я забегаю вперед.

Первые несколько недель были безумием. Мягко выражаясь. Почти никто не ходил на работу. Люди крушили зеркала. Процент суицидов, убийств и случаев немотивированного насилия по стране достиг показателей, обычных для Нью-Йорка. И я не преувеличиваю.

Сегодня, разумеется, когда расовые различия отступили на задний план, волна насилия в Нью-Йорке сошла на нет. Банды распались после того, как выяснилось, что гноящиеся губы и брови выдают принадлежность к бандитам. (Впрочем, некоторые продолжают носить свои стигматы с гордостью, но таких придурков легко избегать.) А папилломы Вараввы отбили у многих воров желание заниматься своим ремеслом…

Прости, я снова не о том.

Эти первые дни и недели были безумием. Люди сидели по домам, смотрели телевизор в ожидании специальных выпусков из Центров по контролю заболеваемости, передававшихся дважды в день, били зеркала, прятали лица от жен и мужей и без конца всматривались в блестящие поверхности, которые не могли разрушить: тостеры, серебряные блюда, ножи для масла… Безумие, это было безумие, Питер.

В те времена распалось много пар, но мы с твоей матерью об этом даже не помышляли. Рога у меня на голове требовали объяснений, но пока нам хватало других забот.

Постепенно люди начали возвращаться на работу. Некоторые и не переставали туда ходить: репортеры (которые преданы своей профессии сильнее остальных телевизионщиков), пожарные, младший медицинский персонал (пока высокооплачиваемые доктора боролись с ягодичными наростами – принадлежностью всех корыстолюбцев), карманники (которые всегда могли скрыть под капюшонами воровскую разновидность папиллом Вараввы) и копы.

Полицейские адаптировались быстрее всех, поскольку давно привыкли видеть под гладкостью костей и кожи гной и шлак человеческих душ. Теперь они взглянули на собственные души, содрогнулись и вернулись к своим обязанностям, которые, если уж на то пошло, исполнять куда легче, если твоя суть проступает у тебя на лице. Это нам, верившим в чистоту человеческих помыслов, перемены дались нелегко.

Однако постепенно смирились и мы. Нацепив куртки с капюшонами, балаклавы и шляпы, найденные в старых чуланах, и столкнувшись в супермаркетах и винных лавках с другими, в таких же капюшонах, балаклавах и шляпах, мы осознали, что, когда все прочие ничем не отличаются от тебя, стыд отступает.

Я вернулся на работу через неделю. Несколько дней я не снимал кепки и москитной сетки, но головной убор мешал видеть дисплей, и я стал снимать кепку в офисе. Макгрегор из бухгалтерии до сих пор носит маску, но мы знаем, что под ней папилломы Вараввы – слишком сильна вонь. Наш босс не показывался целый месяц, а после рискнул появиться без головного убора. Такой поступок требовал мужества – его саркома глупости продолжала выбрасывать фиброзные пустулы даже в рабочее время.