Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

Наутро Лёля пожалела, что согласилась, а потом подумала: а чего нет? Вдруг там будут прикольные ребята, и она, наконец, забудет Никиту и эту рыжую? В кавалеры взяла с собой Глеба – он всегда готов, а красивой девушке не пристало приходить на вечеринку одной.

Насчет прикольных ребят она, конечно, ошиблась. Было человек десять: какие-то Гошины однокурсники – геологи, ты только подумай! – пэпэпэшники с гитарой, волосатый Вольфин да Гошин одноклассник Кирилл. Он единственный понравился Лёле – на нем был клевый мертвый прикид, и носил его Кирилл классно, – но потом Лёля увидела, какими глазами он смотрит на Нику, и поняла, что здесь нечего ловить, раз Кирилл такой дурак: любому понятно, что Ника – с Гошей, настоящая парочка, попугайчики-неразлучники.

Кстати, странно, что нет ни Лёвы, ни Марины. Может, опаздывают?

Один пэпэпэшник с важным видом настраивает гитару. Лёля ненавидит все эти походные песни и уже думает, как бы незаметно слинять, но тут раздается звонок в дверь. Гоша идет открывать и возвращается с… не может быть! Лёля не верит глазам! Это же Илья Гурамов, звезда, актер, можно сказать, ее первая детская любовь!

– Всем привет! – Гурамов улыбается своей фирменной улыбкой, знакомой по афишам и фотографиям. – Вот, зашел поздравить брата… как говорят наши мертвые соседи – кузена. И подарочек принес, как раз ко дню рождения, – он достает из сумки пузатую бутылку. – Настоящее шаманское, мертвое, как положено!

– О, – оживляется Вольфин, – подставляйте бокалы, сейчас мы поставим научный эксперимент!

Через полчаса все слушают, как Саша Шапиро поет про девушку, которая ест вишневое варенье, и пилигримов, которые обошли полмира и полсвета. Лёля этих песен не знает, и они вроде не такие тошнотные, как то, что обычно поют походники, но все равно она придвигается ближе к Гурамову, который тоже явно скучает.

– Илья, скажи, а где ты сейчас снимаешься?

Ведь это нормально, раздумывает Лёля, что я к нему на «ты», правда? Мы же на вечеринке познакомились, тут все на «ты». Никогда бы не подумала, что он – Гошин двоюродный.

– Я сейчас не снимаюсь, – отвечает Илья. – Я готовлю специальную программу к открытию Фестиваля.

– О, ты участвуешь в открытии? – восхищается Лёля. – Классно!

– Конечно! Мои фильмы хорошо знают в Заграничье. Я, можно сказать, представитель живых по ту сторону. Куда же без меня! Хочешь – достану тебе билет?

– Ну-у-у-у, мне уже обещал один знакомый, – тянет Лёля.

– Никита, что ли? – вступает Глеб.

Если брякнет сейчас, что Никита меня бросил, думает Лёля, я его убью. Нет, не убью… просто больше с ним слова не скажу, пусть мучается, идиот чертов.

– Ну да, – говорит она, украдкой делая Глебу страшные глаза, – он же в оргкомитете…

– А, оргкомитет, – с пренебрежением говорит Илья. – У этих билеты где-то сбоку, а у меня – на главной трибуне.

– Уговорил, – кокетливо улыбается Лёля.

Последние месяцы только и разговоров, что об этом Фестивале. Впервые после Проведения Границ так много мертвых приедет к живым. Конечно, исключительно хорошие мертвые, которые хотят дружить и сотрудничать, но все равно: когда еще увидишь, как мертвые одеваются, услышишь мертвых музыкантов и посмотришь столько мертвых фильмов? Никита рассказывал, что на всякий случай весь Фестиваль будут проводить по ночам – многие мертвые не выносят дневного света, – и столицу заранее украшают, чтобы не ударить в грязь лицом. Говорят, даже деревья обмотают специальными гирляндами, и они будут светиться.

Илья тем временем рассказывает, как проходит подготовка к открытию. Похоже, думает Лёля, он на меня запал. А может, просто здесь больше нет нормальных девушек, одни походницы и геологини. Одеты кое-как, ни прически, ни косметики… надо, кстати, зайти в ванную, проверить, не смазалась ли помада.

Улыбнувшись, Лёля встает и, сказав я сейчас, выходит в коридор. Дверь в ванную заперта, приходится даже постучаться, чтобы какая-то парочка – Лёля так и знала! – освободила место. Макияж в самом деле пора освежить: как ни спеши, на это уйдет минут пять, если не десять. Лёля уже немножко нервничает, что ее нет так долго, – а вдруг Илья подумает, что она попросту сбежала? Выйдя из ванной, бежит в комнату и буквально налетает на Илью – тот направляется в прихожую.

– Ой, ты уже уходишь?

Вид у Ильи немного смущенный.

– Ну, я только на минутку заскочил… – говорит он как-то неуверенно.

– Ой, как жалко, – щебечет Лёля и, все-таки собравшись с силами, прибавляет: – А запишешь мой телефон? Может, сходим куда-нибудь? – ох, впервые Лёле приходится самой приглашать парня на свидание. Но ведь это же не просто парень, это Илья Гурамов. – Ты не подумай, – добавляет она, – это не ради билетов, мне просто показалось…

– Да-да, телефон, – говорит Илья. Он явно думает о чем-то другом и вообще спешит поскорее уйти.

Будто его что-то напугало или…

– Да, телефон, телефон, – слышит Лёля женский голос за спиной. – Запиши ее номер. Лёля – хорошая девочка, вы отлично поладите.

Лёля оборачивается. В дверях комнаты стоит высокая девушка. Коротко стриженные волосы, плотно сжатые губы, от голубых глаз веет холодком. Под этим взглядом сразу становится неуютно.

– Добрый день, – запнувшись, говорит Лёля. Смущенно отводит глаза и только в последний момент понимает: это же Марина! Как она изменилась – просто не узнать!

Кажется, это первый по-настоящему теплый весенний день: неудивительно, что влюбленные парочки и компании веселых молодых людей, словно воробьи, облепили скамейки на солнце. Но Марина сидит в тени – чтобы не попасться на глаза однокурсникам и профессорам. И ее совсем не радует весеннее солнце.

Зимой было лучше. Зима – честное время года: безнадежно-белый снег, пронзительная стужа, никаких обещаний, никаких надежд. Эта зима была для Марины родной – точнее, не для Марины, а для обжигающе холодного кристалла, за полгода выросшего в груди из ледяной иглы, которая вошла в ее сердце вместе с пулей, выпущенной в Лёву.

Сначала Марина не могла поверить, что Лёвы нет. Никто же толком не знает, что происходит, если человек гибнет во время перехода, – может ведь так случиться, что когда они прибудут в мир живых, Лёва уже будет ждать ее там? Но Лёвы не было, и ледяная игла начала расти, становилась все тверже, подчиняла Марину своему холоду, заставляла стискивать зубы и придавала глазам блеск, от которого вздрагивала не одна Лёля.

– Вот теперь ты молодец, – сказал ей тренер по об-гру. – Наконец-то я у тебя вижу волю к победе и неудержимую решимость, как и положено бойцу.

Марина промолчала: она знала, на что эта неудержимая решимость направлена.

Ее занимал один теоретический вопрос и одна практическая задача.