Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

Марина снова смотрит на часы: пора бы Паше появиться. Она слышит смех и оборачивается – по соседней дорожке, обнявшись, идут парень с девушкой, весеннее солнце играет у них в волосах.

Вот так и мы с Лёвой, вдруг думает Марина, в тот день, в Главном парке…

Она старается не вспоминать – но эти двое, такие влюбленные и счастливые… вот так мы и выглядели тогда, думает Марина. И нам достался только один день!

Она закрывает лицо руками, но и там, в убежище своих ладоней, все равно видит Лёву – рыжие волосы, сияющие на солнце веснушки, слышит слова: «как хорошо!», «спасибо!», «любимая!» и «сколько же времени мы потеряли!».

Да, сколько времени мы потеряли. Тогда казалось: сколько бы времени мы ни потеряли, сегодня только начало! А выходит, мы потеряли почти все время, что было нам отпущено.

Марина отнимает ладони от лица и холодно думает: будь это кино, я бы сейчас заплакала.

Но ледяной кристалл внутри давно заморозил все слезы, Маринины глаза остаются сухими: подошедшего Пашу встречает ее обычный взгляд, холодный и яростный.

– Ну как?

– Неплохо, – отвечает Паша. – Можно сказать, ты вышла в финал. У тебя серьезная соперница, но шансы хорошие.

– Кто?

– Оля Ступина, – говорит Паша.

– Жалко, я не прибила ее в школе, – отвечает Марина, и Паша слышит в этих словах такое искреннее сожаление, что понимает: это не шутка и не фигура речи. Если бы Марина могла – она бы действительно убила Олю Ступину.

Далась ей эта стажировка, думает Паша, и, несмотря на весеннее солнце, по его спине пробегает неприятный холодок.

– Ты вдохни, вдохни, – говорит Вольфин, – воздух-то какой! Это тебе не в городе! Понял теперь, почему я тебя сюда тянул?

– Я думал – на концерт, – отвечает Гоша, – а оказывается… воздухом дышать!

Они только что сошли с автобуса, где их изрядно помяли по дороге из столицы, и теперь стоят на остановке. По шоссе проезжают редкие машины, за шоссе зеленеют холмы.

– Концерт тоже, – говорит Вольфин. – Пойдем, надо пива в магазине взять.

Следом за ним Гоша идет по асфальтовой дорожке между двух пятиэтажных корпусов, со всех сторон окруженных цветущими кустами сирени.

С зеленью здесь в самом деле неплохо, думает Гоша. Не зря то есть назвали Зеленогорск.

– Я тут одну девчонку знаю, – объясняет тем временем Вольфин, – на тусовке познакомились. Клевая такая герла, можно вечером у нее зависнуть, если что.

Откуда он берет все эти слова, думает Гоша. У меня иногда ощущение, что я с Майком разговариваю. Не пойми какой язык: ни наш, ни инглийский.

– Не, – отвечает он, – я сегодня вернусь, я Нике обещал.

– А чего, кстати, она с нами не поехала? – спрашивает Вольфин.

– Сегодня же четверг. Тренировка. Она их никогда теперь не пропускает.

– Ах да, – Вольфин картинно хлопает себя по лбу, – точно! Я и забыл. Путь! Главное – Путь!

Гоша не отвечает. Поддержать шутливый тон Вольфина кажется ему предательством, хотя, если честно, сам он не слишком верит во фридых и успехи брахо Ивана. Да, однажды во Вью-Ёрке Ника показала, что умеет видеть, но это было только однажды, и, в конце концов, мало ли, почему это произошло? А что до умения брахо Ивана совершать переход без всяких подручных средств, так даже колдуны-зантеро не могут обойтись без сока ящерицы. Иногда Гоша думает, что, может, Никин брахо – обычный шарлатан.

Но, конечно, Гоша никогда не говорит об этом вслух, боясь обидеть Нику.

Как ни странно, в магазине почти нет народу. Вольфин деловито берет десять бутылок пива, восемь убирает в рюкзак, а две открывает, сбив крышечки о край прилавка. Под возмущенные крики продавщицы они выходят на улицу.

– Время еще есть, – говорит Вольфин, – надо подготовиться. Пойдем вон туда, в скверик.

Гоша ежится.

– А милиция нас не заберет? – спрашивает он. – Знаешь, ну, распитие спиртных напитков в общественном месте…

– Тут же Зеленогорск! – смеется Вольфин. – Это суперсекретный город физиков и математиков. Здесь милицию интересует только, чтобы мы не украли какой-нибудь секрет. Ты думаешь, почему мы сюда на концерт приехали? Да в городе ни одного концерта «Террариума» не разрешали. А здесь – пожалуйста. Я же говорю – город ученых. Пусть, мол, слушают, что хотят, – лишь бы работали.

В скверике Вольфин прямиком идет к детской площадке. Усевшись на качели-бревно, показывает Гоше на противоположное сиденье.

Когда Гоша был маленьким, он любил на таких качаться, но теперь, конечно, они с Вольфиным слишком большие, поэтому раскачиваются только чуть-чуть.

– Я когда сюда впервые попал, – рассказывает Вольфин, – сразу проперся. Знаешь, как мы в книжках в школе читали, – «Пятница кончается в понедельник», «Навстречу грозе», «Математики смеются» и все такое. Сплошной энтузиазм, все работают круглые сутки, не прекращая шутить и каламбурить.

– Да, мне папа рассказывал, – мрачно говорит Гоша.

Он помнит, чем эти рассказы закончились: с работы родителей выгнали, а когда позвали обратно, оказалось, что работать придется на Учреждение.

– Да, это была фишка их поколения, – кивает Вольфин. – Коллективный труд, все такое. По мне, так личная свобода важней.

– Поэтому ты и ушел с матмеха.

– Ну, типа того, – Вольфин отпивает из горлышка. – Да и надоело, на самом деле.

Сказав «матмех», Гоша тут же вспоминает Лёву. За полгода он уже привык, что мысли об исчезнувшем друге выскакивают внезапно, как грабитель из-за угла.

Если бы тогда проснулся я, а не Лёва, думает Гоша, я бы, наверное, успел выстрелить первым. Реакция у Лёвы всегда была так себе.

Гоша делает несколько глотков. Пиво чуть прохладное и кисловатое.

Гоша с Лёвой еще с детского сада были друзья не разлей вода. И в детском саду, и потом, пока Лёва не перешел в матшколу. Даже и после! В конце концов, не только Ника, но и Лёва с Мариной вытащили Гошу из тюрьмы в Банаме!

Не бросили в Заграничье, придумали, как спасти. А сейчас Гоша за полгода так ничего и не сделал, чтобы вернуть Лёву. Марина прочитала сотню книжек, нацелилась на стажировку. Ника занимается фридыхом пять вечеров в неделю, чтобы научиться в одиночку переходить Границу. Один Гоша бесполезен. Только и годится ходить на полуподпольные концерты или пэпэпэшные сборы.

Вольфин ставит пустую бутылку на землю.

– Ну что? – говорит он. – Пойдем?

Они спрыгивают с качелей, Вольфин довольно потягивается.

– Ка-а-айф, – говорит он.

Гоша мрачно кивает.

– Последний раз, – говорит Вольфин, – я с Лёвой как раз пиво пил. В «Ракушке», за пару дней до того, как вы на Север уехали. Как туда захожу, его вспоминаю.

Гоша никак не может привыкнуть к манере Вольфина внезапно заговаривать о Лёве. Сам Гоша никогда не поминает Лёву вслух – только если Ника или Марина начнут первыми, но это бывает редко. Им не надо говорить: они и так о Лёве помнят.