Эмил Манов - Избранное

Но больше он не обернулся. Почувствовал жажду. Зашел в ресторанчик и выпил стоя стакан пива. Мысли его путались, да он и не хотел ни о чем думать… В конце концов через несколько дней его семья возвращается из Бургаса. Жизнь опять потечет по своему естественному руслу…

Он вступил в аллею и увидел, что его скамья занята. Там сидела какая-то женщина в очень экстравагантном желтом платье. Она положила руку на спинку скамьи и смотрела в сторону, так что Светозар видел только ее спину, стройную ногу и черные волосы, упавшие на плечи. При виде этих черных волос он вздрогнул. Замедлил шаг. Но тут же сказал себе, что начинает глупеть, и продолжал свой путь, решив вернуться, когда скамья освободится. Разумеется, то, что пришло ему в голову, было невозможным… Он даже несколько раз моргнул, уверенный, что темные волосы — это мираж, видение, и что оно исчезнет.

Вероятно услышав его шаги, женщина обернулась и поднялась со скамьи. Светозар остановился, кровь бросилась ему в голову. Он оглянулся, как вор, которого застали на месте преступления: как бы незаметно исчезнуть, провалиться сквозь землю… Вместо этого он шагнул вперед на одеревеневших ногах, уставившись взглядом в видение.

Это было не видение. К нему шла Евгения. Она помахивала сумочкой и смотрела на него широко раскрытыми глазами. В двух шагах от него она остановилась и всплеснула руками, словно только сейчас его узнала.

— Вот неожиданная встреча!

Он не мог говорить. Молча взял поданную ему руку. Поймал ее взгляд — как всегда испытующий и немного насмешливый. И тут же волнение пропало: он почувствовал себя оскорбленным, униженным. Как она может спокойно говорить и улыбаться здесь, в этой аллее!..

— Тебе неприятно, что ты меня встретил? — сказала Евгения.

— Нет… Правда, я не ожидал…

— Я нарушила твою одинокую прогулку? Не бойся, я сейчас уйду.

Она все еще помахивала сумочкой, держа ее в опущенной руке, и явно подсмеивалась над ним. В его глазах блеснула злая искра.

— Я не боюсь. Да и ты не такая страшная, как…

— Как я воображаю?

— Именно.

— Спасибо, ты очень любезен.

— Таким меня мать родила.

— Если бы она тебя еще и хоть немного воспитала, было бы неплохо. Впрочем, это твое дело… Хочешь, посидим?

— Почему бы нет.

Они сели — не слишком близко и не слишком далеко друг от друга. Она достала из сумочки маленькую серебряную табакерку с перламутровыми инкрустациями, закурила сигарету. Светозар посмотрел на нее с неприязнью. Ей хорошо, хотя бы есть чем заняться. Сам он не знал, что делать со своими руками.

— Ты, разумеется, не научился курить?

— И не собираюсь.

— А я думала тебя соблазнить. Образцовый мужчина, ничего не скажешь.

Она демонстративно затянулась сигаретой и выпустила струйку дыма через нос. Он чувствовал ее взгляд на себе, но сам на нее не смотрел. Сидеть было неудобно, он откинулся назад. Подумал, что сглупил, согласившись посидеть с нею. О чем им разговаривать? О погоде и о природе, о последнем снижении цен? С кем угодно такой разговор был бы возможен, только не с ней. А молчать было еще хуже…

— Как твой супруг? — спросил он. — Он тебе сказал, что мы вчера встретились?

— Да, сказал, — ответила она так, что сразу пресекла его попытку найти тему для разговора.

Наступило молчание. Он чувствовал, что не способен придумать что бы то ни было. Неожиданно она рассмеялась:

— Итак, мы опять здесь. Девять лет спустя… Чудесное название для романа, не так ли?

Он долго и старательно стряхивал пылинку с рукава своего пиджака.

— Не лучше ли оставить этот разговор?

— Какой разговор?

В ее вопросе прозвучал сердитый вызов. Он стиснул зубы и промолчал.

— Я не знала, что ты такой боязливый, — сказала она. — Неужели грешно вспомнить то, что было? Я думаю, что у нас нет причины держаться как враги?

— Нет. Но я и не друг тебе, Евгения.

Она взглянула на него с искренним удивлением. Потом опустила глаза, не в силах скрыть своего огорчения.

— Я думала, что хотя бы это осталось. Обидно… — Она не договорила, помолчала. — Прежде чем уехать в Несебр, я приходила сюда.

— Зачем?

Вопрос сорвался с его губ, и он сразу же пожалел об этом. Она словно прочла его мысли.

— Ты опять испугался. Не бойся, не надо… Я приходила просто вспомнить, что в жизни бывает и что-то хорошее…

Это было признание в том, что она не чувствует себя счастливой. Она откинула голову назад, ее нежные ноздри слегка вздрагивали.

— Случилось что-то плохое?

— Плохое? Что плохое может со мной случиться?.. Я жила вполне нормально. Делала описания древностей и выставляла их в музее. Выступала перед пловдивскими обывателями с лекциями о древнем Филлиппополисе. По вечерам читала матери, чтобы облегчить ее подагрические боли и чтобы не слушать ее вечные жалобы. Почти возненавидела ее… Она только теперь догадалась, что мой покойный отец ей изменял, и ругает его, забыв, что отвечала ему тем же… Одним словом, я бежала из Пловдива в наших общих интересах, а также в интересах одной моей сотрудницы, которая жаждала занять мое место в музее. Что плохого может быть во всем этом?

Она улыбнулась, но глаза ее были полны печали. Светозару показалось, что на них выступили слезы… Да, она всегда была такой — импульсивной и странной. Невозможно было предугадать, что она скажет, что сделает в следующую минуту. «Большое дитя», — подумал он уже без раздражения, и эта мысль приблизила его к ней.

— Я тоже приходил сюда, Евгения.

— Правда?

Она повернулась к нему всем телом.

— Правда? Когда ты приходил — до того, как мы встретились на вечере или после?

— После.

— Ах, а я подумала…

Она не договорила и опять уныло потупилась. Провела пальцами по лбу.

— А я приходила сюда все эти годы.

— Куда сюда? В Софию?

— Нет, сюда, на эту скамью. Мысленно… Будь спокоен, не из-за тебя. Из-за воспоминаний. Что еще мне ценить в себе? Одной любви хватит на одну жизнь, если мы настоящие люди. Хватит, даже когда она в прошлом…

Его переполняла боль и нежность. Он понимал, что надо немедля встать и уйти. Сейчас же, сию минуту… Иначе случится непоправимая беда. Он проклинал себя за то, что пришел, за то, что сидит и слушает скорбные слова женщины, которая однажды уже принесла ему несчастье. Но у него не было воли, чтобы сдвинуться с места. Вся его прежняя жизнь: семья, работа, общественные обязанности — все это побледнело и куда-то ушло из его сознания. В сущности, это «все» и было его прошлое, это, а не Евгения. Она всегда была ему дорога: и когда он страдал и ненавидел ее, и когда верил, что излечился от своей любви и нашел счастье…

Милая, милая девочка. Так он ее называл когда-то, так он ее назвал про себя сейчас. Зачем скрывать, что он ее любит? В эти месяцы одиноких прогулок, воспоминаний и раздумий любовь словно бы опять вернулась во всей своей прежней силе. Разумеется, это не должно ничего изменить, их пути уже не могут слиться, и все это очень грустно… Но зачем притворяться, когда Евгения снова с ним после стольких лет, когда он снова видит ее лицо, чувствует ее дыхание!