Елизавета Сагирова - Запад

Разговаривать особо не хотелось, в основном — из-за присутствия Белесого, который всем своим видом выражал недовольство. Мы отвечали ему тем же, а я уже не в первый раз подумывала, что от бывшего охранника пора избавляться. Тем более что с пропажей телефонной связи он больше не сможет быть посредником между нами и Михаилом Юрьевичем, а значит, станет не нужен. Может, стоит договориться с друзьями и бросить его в Благовещенске? В том, что Белесый не пропадёт, я не сомневалась, да и, честно говоря, его дальнейшая судьба мало меня беспокоила.

Вечером мы в молчании поужинали остатками припасов и стали укладываться спать. Хотя это громко сказано: постели в поезде не предусматривались, и всё отхождение ко сну заключалось в том, чтобы просто лечь на полку, желательно подложив что-нибудь под голову. Я подложила сумку с арбалетом, и, хотя сделала это только для того, чтобы обеспечить ей сохранность на ночь, в глазах Дэна промелькнула боль.

Посреди ночи нас разбудило шарканье множества ног. Приподняв голову, я увидела, как наши попутчики-вахтовики, теперь трезвые и угрюмые, в накинутых куртках, с баулами на плечах, друг за другом двигаются по проходу вагона на выход. Поезд стоял, но, повернувшись к окну, я не увидела там ничего, кроме темноты.

— Чита, — шепнул внизу Дэн. — Кажется, дальше мы едем одни.

Торопливо свесив ноги, я спустилась к нему, села рядом, прижалась плечом. Напротив нас, тоже разбуженные, сонно щурились Яринка и Ян, а вереница вахтовиков из последних пяти вагонов всё тянулась и тянулась мимо.

Когда последний, почему-то голый по пояс, скрылся в дверях тамбура, мы отмерли.

— Будем выходить? — спросил Ян, нашаривая на полу обувь. — Сколько стоим в Чите?

Ответить ему никто не успел: ватную, такую непривычную тишину пустого вагона нарушила громкая мелодия звонка. Мы подскочили от неожиданности, но выше всех подлетел, чуть не свалившись с боковой полки, спавший до того Белесый, в чьём кармане и надрывался телефон. Ошарашенно моргая, он торопливо достал его, чуть не уронив на пол, уставился на экран, и по бледному лицу разлилось такое облегчение, что мы все тоже невольно выдохнули.

— Да, Михаил Юрьевич! — радостно заговорил в трубку бывший охранник. — А мы вас уже потеря…

Фраза оборвалась на полуслове, а сам Белесый замер. Водянистые глаза расширились и стали пустыми.

— Да, — сказал он через несколько секунд совсем другим голосом. — Да, сейчас.

Поднялся на ноги, деревянно шагнул к нам, протянул телефон Яну.

— На… это твой отец.

Чита осталась позади, и поезд мчался сквозь ночь, в чьей непроглядной тьме уже давно не мелькало ни одного огонька — мы словно летели в чёрном космосе. И на душе у нас было также черно и непроглядно. Подсознательно ища утешения в близости друг друга, мы все сели на одну полку: даже Белесый пристроился на краешке, безучастно сложив руки на коленях. В пустом вагоне стояла мёртвая тишина: лишь перестукивали под полом колёса. Ян, одной рукой обнимая Яринку, другой вертел телефон, каждые несколько минут включая его и глядя на бледный значок антенны.

— Нет связи, — каждый раз зачем-то сообщал он нам, будто это имело теперь какое-то значение.

— Сколько денег у нас осталось? — спросил Дэн Белесого, и тот пожал плечами.

— Ещё на пару раз пожрать хватит. Если найдём, где купить пожрать.

— Этого не может быть, — уже не впервые глухо повторил Дэн, и я теснее прижалась к нему, пытаясь утешить. — Ян, ты точно всё правильно понял? Может, вспомнишь ещё…

— Я и так помню, слово в слово, — перебил его Ян и монотонно заговорил. — Михаила Юрьевича арестовали. Мой отец, пользуясь связями, сумел добиться встречи с ним, чтобы узнать, где я. Сказал, чтобы мы ни в коем случае не возвращались ни в Москву, ни вообще в центральную часть Руси, что на Летних сейчас начнутся облавы. Всё.

— Подожди, — Белесый поднял голову. — Почему твой отец звонил с телефона Юрьича? Высветился его номер!

— Не знаю, — Ян голову, наоборот, опустил. — Ничего не понимаю…

— А я, кажется, понимаю! — Белесый повысил голос. — Твой батя сам охотился на наших, чтобы отомстить! Поймал, выпытал у Юрьича твой номер и позвонил с его телефона, чтобы мы точно взяли трубку!

Ян качал из стороны в сторону опущенной головой.

— Нет, он обещал, он не мог, папа не мог…

Его неожиданно вырвавшееся «папа» прозвучало так по-детски жалобно, что растопило бы и ледяные сердца. Но нас, наоборот, разозлило, словно, сказав это слово, Ян встал на сторону Бурхаева. Даже Яринка чуть отодвинулась от любимого, и тот, поняв свою ошибку, ещё сильнее понурился.

— Но подождите, — попыталась я быть справедливой, — зачем тогда Бурхаеву нужно было предупреждать нас не возвращаться в Москву? Он же мог просто заставить Михаила Юрьевича сказать что угодно и заманить нас в ловушку!

Белёсый закатил глаза:

— Затем, что с нами его единственный сын! Кровь не вода. Он же прекрасно понимает, что, если нас заметут, всем вышка!

— Но почему тогда не сказал ничего точнее? — вмешалась Яринка. — Раз беспокоится за Яна, мог бы посоветовать ему, что делать дальше… Или хотя бы — когда можно возвращаться.

— Да никогда! — Белесый схватился руками за голову. — Вы что, вчера родились?! Раз взяли Юрьича, то взяли уже и всех остальных — по крайней мере, тех, про кого он мог рассказать! А полицаи умеют развязывать языки, не сомневайтесь! И наши имена им теперь известны, и рожи, и куда мы едем! Я не удивлюсь, если нас в Благовещенске прямо у поезда примут!

Я посмотрела на Дэна, ожидая, что он осадит Белесого, скажет что-нибудь ободряющее, уверит нас, что всё вовсе не так плохо, как говорит бывший охранник, но увиденное меня напугало. Дэн посерел и осунулся лицом, его глаза потухли, у губ залегли горестные морщины. Он выглядел внезапно постаревшим, и на какой-то миг стал жутко похож на Ральфа, совсем как Ральф когда-то временами напоминал мне Дэна, словно это был один и тот же человек с разницей в двадцать лет.

Я вдруг запоздало поняла, что мой парень сейчас переживает крах всего, чем он жил с момента смерти родителей: надежд, планов, целей… Думает, что, возможно, уже потерял друзей и единомышленников, оставшихся в Москве, что его и их борьба оказалась напрасной. А я не знала, чем утешить любимого, и поэтому сама погрузилась в бездну отчаяния.

К счастью, кроме взбешённого Белесого, убитого горем Дэна и снедаемого чувством вины Яна, оставалась ещё Яринка. Моя трезвомыслящая, не по годам циничная подруга.

— Давайте сначала решим, что делать нам, — рассудила она спокойным, будто ничего не случилось, голосом, — а потом уже обсудим всё остальное. Едем до Благовещенска или выходим раньше?

Дэн попытался стряхнуть с себя оцепенение, ответил негромко: