Геннадий Михеев - Карта русского неба

- ...Иван Александрович, приветик!

Восторженные, даже выпученные глаза Алены. Хвастов старый и опытный, знает, что маленькая толстушка, эдакий колобок от него без ума. Втюрилась, вот ведь какое дело. Другой бы использовал, а Хвастов игнорирует. С ней Ивану всегда неловко, думается, что будет затаскивать в койку, а на таких у него ничего и не встанет. Алена - сотрудница почты, там и нашлись. Одно время Иван выписывал журналы, а, поскольку в Истомино почтальон не ходок, приходилось забирать в райцентре.

Журналы теперь пошли на растопку да на прочие утилитарные нужды. Оказывается, когда знания не в тренде, они не нужны в принципе. Да и вообще - в богатстве знаний океан печали. Это раньше Иван с томлением ожидал новые свои публикации. Ну, положа руку на сердце, чужие были неинтересны, важно было потешить свой орган, вырабатывающий гормоны тщеславия. А теперь - чего ожидать?

Честно говоря, Иван не раз примерял на себя Алену в роли супруги. Она была бы идеальной женой, хотя почти что в дочки годится. Готовила бы, стирала, ждала. Настрогали бы детей. Но ведь есть еще и такая сила как половое влечение. Ежели такового нет - хрен. То ли дело - Рита...

- Привет, создание небесное.

Алена - гениальный читатель. Есть такой род людей, которые умеют и любят читать. Колобок проглатывает не что либо, а серьезную литературу. А с недавних пор и философские труды, узнав, что Иван – настоящий «хвилософ», пусть и отставной. Когда заходил на почту, что-то даже обсуждали.

- Иван Александрович, что это вы к нам не заходите...

Иван с подписками завязал. Это было трудно, источники - как пуповина. Столько лет плавал в информационном океане, стараясь быть на гребне. Привычка - вторая натура. Теперь, когда чакры очищены, оказалось, тенденции не нужны.

- Все как-то не так, Аленушка.

Иван пытался отучить девушку от произношения его отчества - не получилось. А вот Риту даже не пытался, слишком независимое существо. Иван вышел от Риты немного раздраженный, едва отвлекся – возникла почтовая знакомка.

- А вы сделайте, чтобы было так. Нетрудно же.

- На самом деле, это труднее всего.

- Так значит, не зайдете.

- Почему же. Как-нибудь. Обязательно. Приятно тебя видеть. Пока...

- Опять пока...

- Что?

- Да ничего... до свидания.

Иван представил себе Алену замужем за Витьком. А что: нормальная пара. Торопунька и Штепсуль. Впрочем, они молоды, все равно не знают, кто это такие. И все одно - получилась бы ничего так себе пара. Неисповедимы Гименеевы пути.

Иван имеет внешность маститого модного писателя: длинные волосы, сильная небритость, тонкость черт. Порода, одним словом, даже несмотря на сугубо крестьянское происхождение. Витек - типичный провинциальный корреспондентишко - при пиджаке и без особых примет. Да еще и очки в пластмассовой оправе, под роговую. Иван поймал себя на слабости: он постоянно соизмеряет себя с соперником. Значит, побаивается.

Пройдя несколько шагов, Иван обернулся. Алена стояла как разукрашенная снежная баба и смотрела ему вослед. Практически, пожирала глазами.

Ну и ладно, подумал Иван, продолжив свой путь, пусть будет так, я ж ничего этой тургеневской барышне не обещал. Александр Сергеевич был все же прав, утверждая что женщине мы нравимся по мере нелюбви к ней. Может, еще найдет свое счастье, а я ее не испорчу. Надо, кстати, попробовать пушкинскую методу к Рите применить.

Вспомнилось из Саши Черного: "Две курсистки корпели над "Саниным", и одна, худая как жердь, простонала, глядя затуманено: "Ах, этот Санин прекрасен как... смерть!" А другая, кубышка багровая, поправляя двойные очки, закричала: "Молчи, бестолковая! Эту книгу порвать бы в клочки!"

Мандела в красном углу

Отчий дом - не просто архетип. Это такое место на планете Земля, где есть матица, в которой торчит крюк, а на нем болталась зыбка, в которой тебе когда-то снился рай. Не путать с матрицей! Колыбель качается над бездной. А рай вовсе не снится, ибо колыбель - и есть рай, а другого не существует. Иван не так давно вынашивал идею повеситься на этом крюке. Но витальные силы покамест не позволили возобладать арцибашевским суицидальным идиотизмам. Иван искал зыбку на чердаке, но, видно, ее сперли ревностные собиратели старины, любящие пошмонать в полумертвых деревнях. Никто на самом деле не помнит, какие миры открываются в колыбели. В том-то и беда.

Отчий - значит, дом отца. Иван своего папку помнит смутно. Александр, говорят, имя несчастное, даже несмотря на то, что с древнегреческого оно тоже переводится "победитель". А, может быть, и потому что. Отец и взаправду был непутевый. Мать... ну, "путевой" ее не назовешь. Скорее - несчастной. Добрая русская женщина, в меру забитая и... в общем, баба как баба. Народ в Истомине не был особо верующим, но иконы в домах держали. Под ними и пили, ругались, и детей плодили. И помирали тоже под ними. Бог все видел.

Как мама болела за сына, взбирающегося в городе на неимоверные (по меркам Истомина) высоты! Да и ее на селе стали чтить, а то как же: родила профэссора. Иван было хотел вывести мать в город, да жена воспротивилась: две хозяйки в одной квартире по ее мнению - беда. А мама и не хотела, говорила, так помру. И умерла. Не в одиночестве, в райбольнице.

Образа Иван вывез в город - чтоб ценители старины не сперли. Там, в квартире, фамильные иконы и остались. Теперь в красном углу только черно-белый портрет оскалившегося Зюганова, держащего в руках вместо скипетра и державы серп и молот. Хочешь жни - а хочешь куй. Иван помнит газетенку, из которой вырезан образ. Называлась: "НЕ ДАЙ БОГ!" Мама Зюганова уважала. И Бога, наверное - тоже. А отец уважал пойло. Бывает.

Что отвратило Ивана от греха? Вероятно, встреча с Ритой. Они познакомились в пригороде, на берегу реки. Просто, прогуливались каждый сам по себе, как кошки. И столкнулись нос к носу. Крюк пытался выкрутить - не получилось. Теперь вот - любуется. Хвост и Крюк, две сущности. Смешно. Да и забавно посматривать: мэмэнто море, всегда есть "катапульта" на тот свет. Оно конечно, никакая наука достоверно не доказала существование такового. Но так же не доказано и обратное. Интрига, однако.

И вот представьте себе: возвращаешься ты из райцентра домой, готовый упасть и забыться, а тут - на тебе - мужик. Сидит себе в красном углу и лыбится. Ты не ожидаешь гостей, откуда им в Истомине взяться-то? Тем более - незваным. А он тут как тут.

Дядька лет тридцати пяти, худой, с густой черною шевелюрой. Шевелящийся желвак, выбритый до синевы подбородок, вострый нос, глаза с краснотой, будто утомились от чтения. Нехороший человек, похож на коммивояжёра.

- Это частная собственность, если что. - С ходу рубанул Иван.

- Ах, да. - Развязано ответил незваный гость, и сразу в контратаку: - Но у тебя ведь незаперто.