Геннадий Михеев - Карта русского неба

- А приличия?

- С ними - беда, это точно. Но поверь: я ничего у тебя не украл. Можешь обыскать.

- Молодой человек, мы с вами на брудершафт не пили.

- И не ели - тоже. Знаешь, что, Хвост...

Иван почувствовал, что чуточку поплыл. Смутные подозрения обратились в явь:

- Мандела?

- Если ты меня так назвал - пусть будет. Мне все равно, это несущественно.

- Чертовщина.

- Хуже. Боговщина. Шутка. Хвост, не надо усложнять. А собаки твоей нет. Ушла.

Иван, бывало, запивал. До чертиков не доходило, но... уединение (Хвастов упорно не называл свое состояние одиночеством) способно рождать чудовищ. Здесь и обкуриваться не надо, тем паче Хвастов не курит - вообще ничего.

- Не сон, не сон, - успокаивал гость, - просто ты ждал меня, я и пришел.

- И?

- Ну, переночевать дозволишь? Или ты не хрестьянин... А после будет, как ты выражаешься, "и". Странно даже, что ты меня не помнишь.

- А должен?

- Здесь, Хвост... или Иван Александрович, если тебе угодно, никто никому ничего не должен.

- "Хвост" меня не обижает. Это же не член.

- Давай без пошлостей.

- Отлично. Значит, Мандела... Чем же тебя кормить, Мандела?

- А вот здесь, кол-лега, вы угадали...

Гость вынул из-под лавки зеленую сумку с надписью "Адидас". Иван припомнил: у кого есть ададас, тому любая баба даст... Из недр сумки извлечена была разнообразная снедь. На упаковках красовался лейбл "Седьмого континента". На стол выставилась и батарея стеклянных бутылок. Снова шальная мыслишка: бойся всякую тварь, дары приносящую.

- Давай уж перекусим. И - за встречу, что ли. Ну, или за знакомство, если тебе угодно. Раньше ты предпочитал армянский коньяк. Вот...

Гость нежно обхватил в бутылку "Ноя". Вопрошающе приподнял.

- Вообще-то... - Иван не знал, какую выбрать модель поведения. Если все как по Гёте, это фатально. Но вероятен и розыгрыш.

- Как хочешь. Я с дороги хряпну, если ты не против. И... прости, но ведь хозяин - ты. Мне как-то неприлично предлагать тебе наконец-то сесть. Не серчай за прямоту: стаканы у тебя есть?

Ну, что ж… незваный гость хуже татарина. Но не выпирать же. Иван принялся хозяйничать. В итоге чернявый налил таки в два стакана по пятьдесят:

- Ну, за начало! - Пафосно произнес чернявый.

- Чего?

- Всего, коллега. В жизни каждое мгновение что-то начинается. Иногда мы просим его остановится, ибо оно представляется прекрасным. Но ему наплевать на наши хотелки.

- А ты схоласт.

- Нет. Просто, приколист.

Чокаться не стали. Иван ощутил, как напиток наполняет организм благостным теплом. Давно не получал такого искреннего удовольствия от качественного алкоголя. Аж закусывать не хотелось, хотя гость выставил белую рыбу, буженину, салями, балык. "Министерская закуска".

Помолчали, каждый думал о своем. Мандела разлил еще по пятьдесят:

- Ну, а теперь - за конец.

- Который, естественно, поджидает каждый миг.

- Смотря что назвать концом, коллега. Я про конец нового витка.

- Или начало старого.

- Не усложняй. Все у нас... будет.

Ивану стало вовсе хорошо. Неприятный симптом, предвестник запоя. Надо тормознуть.

- Хорошо. Спать пора. Извини, в свою постель не приглашаю.

- Очень надо. Я уж тут как-нибудь. На лавке. Мыши хавку не попортят?

- А уж это как ты с ними договоришься.

- Мыши - не люди. С ними сложнее, Хвост...

- Как знаешь.

- Да уж знаю, знаю...

Ученик

Иван проснулся не сразу - слишком робкий стук в окошко, будто голубочек наклевывает. Довольно долго возвращался в реальность, в голове еще рассеивались смутные сны. Мандела сопел яко младенец, так способны дрыхнуть только безгрешные. Сквозь запотевшее стекло, разглядел виноватое глупо улыбающееся лицо. С трудом признал: Степа Вагняриннен, аспирант. Хвастов был когда-то его научным руководителем.

Про себя выругался: "Что-то вы, блин, валом повалили..." Степан, белобрысый застенчивый парнишка из карельского поселка Пряжа был вообще-то любимым учеником. Когда-то, в прошлой жизни. Дотошный и пытливый. Северные народы вообще падки на философию, а потому, наверное, часто имеют суицидальные склонности. А ведь Иван не распространялся по поводу своего ухода, место уединения оставив в тайне. Вычислил, з-зараза угро-финская. Не к добру.

- Приветствую вас, Иван Александрович, в вашей благословенной глуши!

- Спасибо, заценил. Только у нас теперь не университет. Просто Ваня. Ну, здорово, друг ты мой ситный.

Обнялись. Степа пытался чмокнуть в щеку, Иван увернулся.

- Как я рад, Иван Алекс...

- Степан... Ваня. Ну, или Иван. Мы здесь равны. Уразумел?

- А...

Степа внезапно расширил глаза. Он упулился в лицо блаженно спящего Манделы. Даже рот раскрыл в недоумении.

- Да, ты не первый гость. Второй за прошедшие восемь часов. И, кстати, за последние три года. Что-то не так?

- Да. Да-а-а... - Степан все никак не мог выйти из состояния пораженности.

- У него тоже странная фамилия: Мандела. Он любит, чтобы к нему по фамилии.

- Фамилия... Иван Ал... то есть, Иван. В общем, я ненадолго. Просто повидаться. Можно?

- Гость в дом - бог в дом. Ну, рассказывай...

Степан принялся нудно докладывать о новостях околонаучного мира. Кто-то свалил из рашки, некоторые ушли в бизнес или спились. Большинство преподают в коммерческих вузах, благо таковых сейчас как собак нерезаных. Учат экономике, политологии, социологии, антропологии, эстетике. Какую только хрень не преподают, философии только не учат. А науки как таковой сейчас нет. Сплошные компиляции да переливания из пустого в порожнее. Ну, и понты: купля-продажа званий, чинов и регалий. Многие подвязались лабать диссеры сильным мира сего: те тоже хотят представляться кандидатами и докторами околовсяческих наук. Ученые мужи, сделавшись бессовестными грантоедами, научились имитировать исследовательскую деятельность, красиво пуская пыль в глаза дилетантам, пролезшим в чинуши. А руководство Академии Наук имеет с этого откаты, да еще и катается по международным симпозиумам, за кордоном своим чванством еще более дискредитируя отечественную науку. Для Ивана это не секрет: он, еще будучи сотрудником НИИ РАН, профессором одного из ведущих вузов, сам строил эту систему. Правда, никогда не имел мзду со своих учеников. С чужих, правда, имел.

Про себя Вагняриннен сообщил туманно: из науки ушел - но не сосем. Диссертацию покамест оставил, охладел к теме. Да к тому же так и не нашел учителя, достойного Хвастова. Сейчас все больше ПРАКТИКУЕТ. Ивану даже интересно стало, какая может быть ПРАКТИКА у философа? Ученик сделал вид, что не понял вопроса.

Перекусили снедью, коей был уставлен стол. От стопарика Степа отказался, заявил: мутит сознание. А в общем и целом Хвастову даже было приятно увидеть пришельца из былого.

Когда Мандела наконец изволил пробудиться, их знакомство со Степой получилось более чем холодным. Ивану подумалось: парни друг друга явно знают.