Геннадий Михеев - Карта русского неба

- ...Ну и что, что Балалаечник... Последний советский фильм, который я смотрел, называется «Собачье сердце». Там есть персонаж, Полиграф Полиграфыч Шариков. Он на балалайке играл. Виртуозно, между прочим! Точнее, не он, а тот музыкант, который озвучивал. Балалайка — инструмент божественный, волшебный.

- Да чего ж ты забросил свой инструмент? - Запросто спрашивает один из бандитов, на вид — сущий головорез.

- Эх, Дима... - Балалаечник на своем коньке и расположен к сантиментам. - Вот ты был поэтом, лириком. Сейчас — пишется?

- Когда говорят пушки... впрочем, после войны — сразу за перо. Но кто сказал, что на войне музыки не надо? После жаркого сраженья песен хочется вдвойне.

- Вот, посмотри на мои пальцы. - Балалаечник продемонстрировал всем жест «пальцы веером». Месяц струны не подергаешь — подушечки пальцев становятся нежными как у младенца. Я стану играть — пальцы в кровь. Во всем нужно упражнение. Да...

Каждый сидящий у костра представил свой излюбленный род упражнения и наступила театральная пауза, эдакая мизансцена. Жанна выбрала момент, чтобы задать прямой вопрос:

- Ну, признайтесь, Валентин, по честноку. Чего вы тут со мной все таскаетесь как с писаной торбой... вам женщин мало?

- Понимаете ли, Мария...

- А вдруг я — и не Мария вовсе.

- Теперь уже неважно. Человека зовут так, как он назвался. Наш остров когда-то населяло счастливое племя. Еще до того, как здесь поселилась основная масса выходцев с Большой Земли, на Потрясении поработали христианские проповедники. Они внушили аборигенами миф о том, что когда-нибудь к ним явится дева Мария и подарит им великую благодать... - Да уж, прикинула Мария, начет «девы» они хватанули, но оспаривать все же не стану. - ...На самом деле, - продолжал Винни-пух, - люди у нас хорошие. Сюда уезжали свободолюбивые личности, несогласные с царским режимом. Хотели построить новый мир — и всё такое. Миф о деве Марии поселенцы переняли у коренного населения, в сущности, смешавшись в нашем культурном котле. Мы здесь — язычники...

- Разве это плохо? Вы ведь верите в холмы, в реки, в небесные хляби.

- Может быть. Хотя раньше, еще до войны, верили в светлый разум и в то, что добрым будет. Но пришли силы, которые заставили людей возвеличить темную сторону и поверить в идолов. В том-то и беда, что Дорогуша на этой человеческой слабости сыграл.

- Так кто же такой — этот Фома?

- Который апостол?

- Да нет же: Кощей. Про апостола я в курсе – он неверующий был.

- При Советском Союзе они был начальником отдела кагэбэ. Уважаемый человек, семьянин, член Коммунистической партии. А потом... стоп! Признайтесь, Мария: Дорогуша вас впечатлил?

- В нем есть, конечно, демоническая сила. Но... - Валентин о чем-то мучительно задумался, погрузившись в свое эго. - Алё, там — на корме!

- Ах, простите... значит, так: при советской власти в кагэбе брали лучших, это факт. Ну, а там, в системе, они или оставались таковыми, или начинали везде и во всем искать происки врагов. Когда Дорогуша пришел к власти, у нас тут был настоящий бедлам. Он навел порядок, чего уж песню из слова выкиды… то есть, слово, коконечно, из песни. На ключевые посты Дорогуша посадил своих, гэбистов. И большинство из них продолжили поиски врагов. Они просто ничего другого не умели. Постепенно он их убрал, а сам превратился... как бы это помягче сказать-то... в посмёбище.

- Ничего не поняла.

- Это даже к лучшему.

- А кто же тогда — Тимофей?

- Тот, который на бывшем маяке завис? Он когда-то был вторым секретарем островкома компартии. Но одичал.

- Но ведь был и первый...

- Да партбосс стал первым президентом Потрясенской республики. Была у нас здесь такая. Но кончилось все скверно. Простите, не хочу об этом, у нас те лихие годы никто не желает вспоминать - тошно.

Уж куда лихее нынешних, подумала Мария. А вслух произнесла:

- Вы здесь все какие-то несчастные. Хотя, по большому счету и добрые внутри. Свалить бы из вашей этой потрясяшки.

- Уж не хотите ли вы, Мария, сказать...

Жанна заявила однозначно:

- И скажу. Я хочу в город, из которого я произошла. В Ленинград.

- Как же можно хотеть в город, которого нет?

- Но...

- Мы же здесь не в безвоздушном пространстве живем. То болото на Неве теперь именуется Санкт-Петербургом.

- Вы все же следите за новостями.

- А как без этого. Мария... - В глазах Балалаечника блистал первобытный огонь. - Зачем вам другой мир. Вам нравится участвовать в крысиных бегах за право обладания очередной ненужности, доставляет удовольствие зависть к чужим успехам, кайфово от пойла, которым вас там на Большой Земле кормят по эфиру… Вы оглядитесь!

Жанна осмотрела уродские мордовороты. Даже физиономии маленьких детей в этой мрачной пещере не несли печати цивилизованности и культуры. Быдло, тупое стадо орков. Из груди Марии само собой вырвалось:

- Да уж... у вас тут точно — остров Потрясения.

- Не более, чем в любом другом уголке Вселенной.

- Валентин... - Жанна заговорила вкрадчиво. - Вот вы весь такой положительный, практически Робин Гуд. Почему же за вас на острове — меньшинство?

- Хороший вопрос. Людей на самом деле парализовал страх. За свои семьи, за свое жалко добро, за будущее. Они там думают: путь уж лучше остается так, а ткнешь дерьмо — еще то амбрэ. Мы склонны считать, что так удобно, когда сильная власть, культ личности.

- Разве здесь, в вашей... - Жанна чуть не сказала «банде», но вовремя подобрала нужное слово: - В вашей команде разве нет авторитаризма. Лидером выбрали именно вас.

Как вы поняли, Жанна поумнела, она знает, что такого рода типы нуждаются в комплиментах.

- Все сложно, солнце вы наше, сложно... кстати, у Фомича тоже была семья. Он развелся, и жену, и двух своих дочерей отослал на Большую Землю. Да-да! Это у них практикуется. Среди потрясенцев теперь бродят слухи о том, что де старик то одну самую прекрасную девушку в фаворитки взял, то другую... альфа-самец, чё. У нас таких любят.

Ну, и сплетник же ты, подумала Жанна. Небось у самого все не слава богу на личном фронте — вот и нагнетешь. Но женщина не стала говорить начистоту.

- А вот эти идолы в поселках... Почему вы их не свергаете?

- Постаменты-то останутся! Ну, повернется колесо Фортуны в нашу сторону — что из того? Они ж начнут ваять каких-нибудь святых Валентинов. То Левиафан в чистом виде. Средневековье, Нептун бы его задрал.

Жанна истерически расхохоталась. Все в пещере замерли, уродливые лица повстанцев отразили скорбь. Когда приступ прошел, Жанна заявила:

- Я поняла. До Фомы на тех постаментах стоял Ленин. А до Ленина - еще какая-нибудь скотина. А закончится все тем, что позолотят... меня.

- Еще не факт. - Ухмыльнулся Винни-пух...

...На четвертый день вся эта казачье-партизанская вольница стала Жанне изрядно надоедать. Повстанцы, полагая себя благородными разбойниками, на самом деле являлись обыкновенными бандюганами. Как минимум, добычу они делили с видом весьма алчным. Когда боевики во главе своего атамана уходили на дело, тыловая часть расслаблялась: люди спали, занимались легким непотребством, пожирали неприкосновенные запасы, да просто праздно шатались. К Марии они относились с почтением, но именно как к инородному телу: с плохо замаскированным неприятием. Жанна не видела особой разницы промеж каземата бывшего партработника, золотой клеткой Кощея и Виннипуховой дырой — тем более что на свет Божий Жанне нос показывать теперь удавалось нечасто (даже до ветру ходить приходилось под охраной — боялись, что отобьют).