Андрей Шипилов - И упало Слово

Анна задумалась:

— Нет, — сказала она решительно, — не стоит гнаться за этим призраком. Ну знают они и пусть себе знают! Знают они, очевидно, давно, и если они до сих пор нам не мешали и никак не вмешивались, то и не будем до поры обращать на них внимание. Это пока не опасно для нас, а вот то, что мы собираемся сделать завтра… вот это опасно. Забудь про Такэду! Нам сейчас надо хорошо выспаться, чтобы быть в форме.

— Боюсь, я теперь не смогу уснуть, — сказал Корчак.

— Сможешь, — сказала Анна.

Она выключила свет, обхватила его сзади руками, и он и вправду, уснул.

После ночного налета спецназа жизнь в общежитии уже не вернулась в прежнюю колею.

Глинская сразу же демонстративно переехала жить в комнату к Стару.

— Делайте, что хотите, — заявила она комендатну О’Ниллу, — но я теперь боюсь оставаться по ночам одна. И кроме того, Стару нужен круглосуточный уход.

Глядя на них еще несколько пар в общежитии стали открыто жить вместе. О’Нилл, который раньше крайне дипломатично, но очень твердо пресекал любые попытки завязать постоянные отношения, теперь демонстративно не обращал на это внимания. Дабл Ви тоже, похоже, махнул рукой на контроль за жизнью жителей центра. После всего, что произошло, это уже не представлялось ему существенным.

О’Нилл же упивался своим новым статусом: народ общежития, который раньше был с комендантом в состоянии легкого перманентного конфликта, стал теперь относиться к нему как к своему товарищу, и О’Нилл старался всячески соответствовать. Хлопотал с удвоенной силой о бытовых удобствах, добыл где-то зеленые живые растения в кадках, которые расставил по этажам, и даже выбил для всех «молодоженов» на складе дополнительную мебель.

Как-то встретив Корчака в Корридоре, О’Нилл заметил:

— Что с шампанским-то будем делать? Сейчас почти никто не играет, завхоз жалуется, что излишки скапливаются. А напиток — хороший, его и без игр можно употреблять…

— Ну так и выставите мою долю к ужину, — ответил Корчак, — пусть пьет, кто хочет.

Идея всем понравилась и теперь на ужине все время стояло несколько ведерок с бутылками.

А потом как-то само-собой после ужина стали случаться вечерние танцы. Кто-то из прежних жителей свободного мира вспомнил про такое развлечение, оно пришлось всем по душе и вскоре совсем заменило собой прежние эротические игры.

К Глинской явилась делегация соседей и потребовала прочесть лекцию о том, какие были танцы и танцевальные обычаи в древние времена, и какие музыкальные произведения предназначались для танцев. Все ощущали, что имеющийся в радиоузле общежития набор маршей и патриотических песен подходил мало, но плохо представляли себе, как должно быть. Даже те, кто раньше жил в свободном мире, не могли помочь — в их мире особого музыкального разнообразия тоже не было.

Елена нашла столько информации, что хватило на целый цикл лекций, а Тагор, помогая ей выискивать иллюстрации, отыскал в древних архивах целое сокровище — огромную фонотеку из XX века. Эта находка ошеломила всех. Никто даже представить себе не мог, что музыка может быть такой.

— Ты представляешь, какие возможности мы раньше упускали, не зная про такую музыку! — сказала Анна Корчаку однажды вечером. — Я иногда часами сижу подбирая сочетание нескольких слов, которое произвело бы нужное впечатление на психику человека. А тут — все сразу, — мелодия усиливает смысл слов, слова подчёркивают мелодию, а в итоге потрясающий эффект. Вот — послушай!

Она нажала клавишу диктофона:

Перемен требуют наши сердца,

Перемен требуют наши глаза,

В нашем смехе и в наших слезах,

И в пульсации вен

Перемен!

Мы ждем перемен!

Лилось из динамика.

— Нет, ты ошущаешь? Прислушайся к себе, что ты ощущаешь? — Теребила она Корчака.

— Мне не надо прислушиваться к этому ощущению, — ответил Корчак, — оно само рвется наружу. Если эту музыку запустить в Лагеря, как мы запустили ту пьесу, то начнется великий бунт, они выйдут из бараков, возьмут администрацию за глотку и потребуют этих перемен! Что это? Ты это сама сделала?

— Этой песне много столетий. Человек, который ее написал, он погиб за много лет до победы Великого Вождя. И знаешь, мне кажется, что если бы он дожил, его песни, наверное, смогли бы предотвратить эту катастрофу. У меня уже много таких песен, Ян. И, наверное, я найду еще больше. Эти песни — великое оружие! У нас теперь есть такое оружие, какого нет ни у кого в мире!

Они с Анной теперь тоже жили вместе. Ян переехал к ней в тот же день, когда Глинская перебралась к Стару. Комната Анны была намного просторнее, а прежнее жилье Корчака стало использоваться заговорщиками как штаб-квартира и переговорная. Это оказалось очень кстати. Стар теперь проводил там целые часы, беседуя с председателем большого ревизорского жюри.

Кимико вызывала его по видеосвязи по несколько раз в день, требуя уточнить ту или иную специфику административной системы Земли или спрашивая совета о том, как перестроить работу, сделать ее более эффективной. Потом совета стали спрашивать и другие ревизоры, а затем и высшие чиновники.

Однажды вечером Стар пришел в комнату Яна и Анны. Вид у него был совсем измочаленный.

— Я так больше не могу, друзья, — сказал он. — Мне нужен совет.

— Поставьте им жесткие условия! — сказала Анна, — скажите, что вы консультируете столько-то часов в день, и не больше. Пусть сами договариваются между собой как оптимизировать это ваше время. В конце концов вы не обязаны им помогать, вы просто оказываете им любезность.

— Нет, нет, я не об этом, — покачал головой Стар, — сами по себе эти консультации мне не в тягость, это — приятная работа. Меня беспокоит результат. Когда ты знаешь, что живых людей вместо Безмятежных Островов отправляют на бойню и не можешь этому воспрепятствовать, никак не можешь повлиять — это вызывает чувство гнева и бессилия. А когда ты понимаешь, что у тебя появилась возможность влиять на принимаемые решения, но ты по-прежнему не мешаешь отправлять людей на смерть, и более того, какие-то твои советы могут этому способствовать, то ты ощущаешь себя соучастником. Я и есть — соучастник. Если Елена узнает, она возненавидит меня.

— Стар, — мягко сказала Анна, — это у вас только иллюзия того, что у вас есть возможность влиять на решение судьбы этих людей. Эту систему вам не сломать. Можно было бы ее сломать, сами ревизоры давно бы сломали! Уверена, что у Такэды и у Кимико — ровно тот же самый комплекс вины, что и у вас.

— Они не могут сломать, потому что им некуда двигаться вперед. А у нас — есть куда двигаться, но мы топчемся на месте последние дни. Все мы прекрасно понимаем, каким должен быть наш следующий шаг, почему мы не делаем его? Сколько времени мы уже знаем об этом объекте коррупционеров, об этой взлетно-посадочной полосе? Почему мы до сих пор не вступили с ними в контакт? Только потому что это враг, что он прямо у наших ворот? А если не враг? Мы даже этого не знаем. Я думаю мне стоит поехать туда и попытаться нащупать с ними контакты.