Джоуи Грасеффа - Дети Эдема

Я снова поднимаю голову и разглядываю волнующееся поле гигантских бобовых стеблей. Нет, такое я просто не могла не заметить.

В бобовом лесу видны только деревья, и я выбираю этот путь. Вокруг неестественно тихо. Мне это кажется странным, так не должно быть. В квазилесах, где мне приходилось бывать – в клубе «Тропический лес», на фантастической арене лазеров, – порхали птички, носились с жужжанием жуки, слышались, а потом замолкали, шорохи и шелест листьев под лапами животных. В общем, там царила жизнь, пусть даже искусственная.

А здесь, в этом необъятном рукотворном лесу, не было ничего и никого – кроме меня.

Я брожу и брожу, час проходит за часом, я теряю ориентацию. Солнца почти не видно за зеленым балдахином, лучи его достигают земли в изломанном виде, тени тоже неровные, искореженные. Дважды я возвращаюсь к горе строительного мусора – стене, упирающейся в искусственные корни гигантских бобовых стеблей, вросшие в бетон. Но вот в какой-то момент стебли внезапно выстраиваются в строгий порядок, образуют плотную стену, которая расступается – и передо мной расстилается золотистое поле. Словно исполинской волной, меня окатывает жаром, я подаюсь назад, отворачиваюсь от ослепительного света, ищу укрытия в прохладной тени бобовых стеблей, давая глазам возможность привыкнуть… и вдруг понимаю – или мне кажется, что понимаю, – почему не могла разглядеть эти стебли из Эдема. И никто не может.

Они замаскированы.

Замаскированы не под что-то другое. Глядя на ближайшие ко мне стебли, я вижу их совершенно отчетливо. Но при взгляде на уходящий вдаль лесной массив, они постепенно исчезают из вида. И лишь едва заметные отклонения позволяют понять, что не все деревья скроены на один манер. Стоит перевести взгляд еще чуть дальше – и видишь, что там они едва покрыты каким-то пушком. За ними – легкое металлическое свечение. Еще немного дальше возникает, если приглядеться, странное раздвоение: ты видишь и стебли, и небо за ними.

Мне приходится напрягать зрение и мерить шагами – взад-вперед – обжигающий ступни песок, иначе не заметишь, что каждый отдельный лист, каждый стебель отбрасывает почти безупречно четкое отражение пейзажа, расстилающегося позади, каким он выглядел бы, не будь там деревьев. Как если бы каждое дерево представляло собой файл из базы данных с тем или иным изображением.

Пока я бродила по самому лесу, никаких миражей не возникало. А здесь, на опушке, я могу точно засвидетельствовать: он существует. Окажись я хоть чуть-чуть дальше, я и представления не имела бы, что здесь растут такие гигантские бобовые стебли.

Да, но как может быть, чтобы об этом не знал весь Эдем? Всю жизнь я считала себя единственной тайной, которую он скрывает. А теперь не знаю что и думать о своем «совершенном» городе.

Ну, и что дальше? Вернуться я не могу, по крайней мере, какое-время. Потом, когда стемнеет, возможно, удастся пробраться назад, туда, где выстраивается очередь за хлебом.

Убегая от жары, из-за которой кожа на теле уже начинает пузыриться, я отыскиваю тень под синтетическими деревьями. Перемена драматическая – как если из печи перебраться в холодильник. Разница в температуре между лесом и пустыней, начинающейся буквально в двух шагах отсюда, градусов сорок. А что, если этот искусственный лес не только получает и хранит энергию солнца, но и служит Эдему щитом от жара пустыни, в которую превратилась вся оставшаяся часть Земли?

Неожиданно до меня доносится звук шагов. Впрочем, может, это мне только кажется. Может, это просто колышутся искусственные стебли. Звук мягок, едва слышим, – так, какое-то невнятное шуршание. Если бы окружающий мир не был погружен в такое молчание, я бы ни за что и не расслышала его. Пока никого не видно, но гигантские деревья отстоят одно от другого на расстоянии, достаточном для того, чтобы укрыться было трудно. Через несколько секунд я увижу того или тех, кто здесь появился… а они увидят меня.

В лесу мне не укрыться. Он слишком редкий. У меня все тело болит, и я чересчур изнемогла, чтобы убежать от кого бы то ни было, будь то даже неповоротливый новобранец.

И я принимаю совершенно немыслимое решение. Убийственное решение. Сделав напоследок большой глоток прохладного, какой бывает только в глубокой тени, воздуха, я углубляюсь, прихрамывая, в пустыню, надеясь, что тому – кем бы он ни оказался, – кто меня преследует, хватит ума остановиться.

Забавно, но иногда, чтобы выжить, надо оказаться глупее своего противника.

Не проходит и нескольких секунд, как легкие у меня начинают гореть. Воздух настолько горяч, что видно, как он волнами поднимается от земли и клубится вокруг. Он высасывает из тела всю влагу и поедает капли пота. Глаза пересохли настолько, что стоит только мигнуть, как веки, словно песок, прилипают к глазному яблоку. Если дышать через нос, запекшимся губам становится легче, но это ничуть не влияет на то, что с каждым шагом температура тела поднимается все выше.

Тем не менее, я не сдаюсь, выжить почему-то кажется сейчас, вот в этот самый момент, не столь важно, как быть непойманным. Всю свою жизнь я провела за стеной. И не хочу оказаться в тюрьме снова. Даже если меня убьют в следующее мгновение после того, как схватят, это мгновенье окажется слишком долгим. Лучше умереть самой и сразу.

Хороша речь, не правда ли?

Поначалу идти нетрудно. Песок под ногами пружинит, и это для меня, привыкшей к синтетическим поверхностям, совершенно новое ощущение, я, можно сказать, наслаждаюсь им, тем более, что, когда хромаешь, песок, как воздушная подушка, облегая больную ногу, уменьшает боль.

Но через какое-то время песок становится мельче и глубже. На каждом шагу ноги проваливаются по лодыжки, и я волочусь, словно вброд перехожу реку. Я падаю, песок обжигает ладони, и все же я тащу себя вперед, пробираюсь через это безжалостное море песка.

С каждым шагом я проваливаюсь все глубже, но в своем полубредовом обезвоженном состоянии не вполне отдаю себе отчет в происходящем. Сначала ногам прохладно, и ощущение это настолько приятно, что я останавливаюсь и, перед тем как продолжить путь, секунду-другую просто наслаждаюсь им. Но при попытке вытащить ступню, песок стискивает ее и не выпускает. С гигантским усилием мне это все же удается, и я делаю еще шаг. Вытаскивая ногу, я замечаю, что песок липнет к подошве как-то необычно. Я стараюсь стряхнуть его, но он пристает и к ладони тоже. На ощупь песок кажется вроде как влажным, но когда я слегка потираю пальцы, никакой влаги не ощущаю.

Сбитая с толку, я стараюсь сделать очередной шаг, но на этой ноге больная щиколотка, и когда я вытаскиваю ее из песка, ощущение такое, будто нога сейчас просто отвалится. Я с трудом сдерживаю крик боли. Песок словно высасывает меня всю. Я в панике поворачиваюсь, но тело-то движется, а нога остается на месте, и я медленно падаю на грудь. Стараюсь удержаться при помощи рук, но опереться не на что. Ладони утопают в зыбучем песке, и я чувствую, как рот и нос мне, не давая вздохнуть и ослепляя, забивает какая-то жижа.