Свен Карстен - Землемер

— Значит, решено, — отрезает полковник. Он выглядывает в ординарскую, слышно как там с грохотом вскакивают.

— Сообщения? — мрачно интересуется он.

— Никак нет!

— Будьте на телефоне, — говорит полковник, снова закрывая обитую красным дерматином дверь кабинета.

Ординарец выдыхает воздух, садится, ждет минуту. Затем, стараясь не шуметь, опять выдвигает ящик стола, совсем, на первый взгляд, пустой. Из глубины ящика ординарец достает засаленную колоду карт с порнографическими картинками и начинает раскладывать на фанерном донышке очередной бесконечный пасьянс. Еще немного погодя из кабинета Зайденшпиннера неслышными кошачьими шагами выходит Вайдеман, жуя яблоко. Он огибает стол и, через покатое плечо ординарца, заглядывает ему в карты.

— Не сойдется, — предрекает он после минутного раздумья.

— Не сойдется, — как эхо повторяет ординарец. Он собирает карты в стопку и перехватывает ее резинкой, затем запирает ящик. Вайдеман пожимает плечами и проходит дальше по коридору, до сортира, несколько раз дергает за дверную ручку, так, что фанерная дверь вся трясется, затем нетерпеливо стучит.

— Кругом, марш! — раздается с той стороны голос майора Зайденшпиннера.

Вайдеман раздраженно пинает дверь и отправляется во двор блока, отлить. Посреди двора стоит штабной автомобиль, который час назад привез сюда полковника, шофер машины меланхолично курит, прислонившись к стойке ворот, бездумно глядя вдаль, в конец улицы. Вайдеман, кряхтя и расстегивая на ходу пуговицы, подходит к машине и, словно собака, орошает ее переднее колесо, посмеиваясь и поглядывая на обернувшегося лишь на секунду шофера. Затем он задерживает дыхание, напрягает мышцы живота и издает громкий треск. Шофер снова бросает взгляд в сторону своего авто, затем задумчиво подходит, открывает и вновь захлопывает дверку салона, недоуменно качает головой. Потом снимает крышку с мотора и начинает копаться в сияющих хромом автомобильных потрохах. Вайдеман, уже застегнувшись, ботинком загребает сырой песок в образовавшуюся у колеса лужу и, не спеша, возвращается назад в помещение.

Задержись он еще на минуту, он стал бы свидетелем интересной сцены — ареста поручика Штайна по подозрению в государственной измене и в убийстве старшего по званию офицера.

Десять минут назад Пауль, вспомнив, что к четырем пополудни должен, хочет он того или нет, принести Вайдеману его выстиранную одежду, отправился выручать у школьного учителя забытый под вешалкой узел. Утолив голод ветчиной и получив от Франки на дорогу полчашки горького, но бодрящего кофе — а тут надо сказать, что Франка нашла в ящике учительской кафедры жестяной кофейник со вчерашними остатками и спиртовку — так вот, подкрепленный всем этим и вспоминая франкины поцелуи, Пауль в прекрасном настроении шел по «Улице Молодых Дарований», стараясь не пропустить в тумане поворот на Шваненгассе. Он успел пройти только метров двести, не более, как заметил впереди, в молочном сумраке, какое-то движение — через мгновение дымка заколебалась, расступилась и на перекресток, словно Афродита из пены, вышел коренастый пехотинец с манлихеровкой наперевес. Заметив вмиг затормозившего Пауля, солдатик засуетился, стал махать свободной рукой кому-то, еще не видному за углом, и что-то кричать. Потом упал на одно колено и принялся дергать затвор, изготавливаясь стрелять.

Пауль не стал ждать, ему вполне хватило увиденного. Он, секунды не раздумывая, прыжком развернулся на месте, словно очкарик Ллойд в комической фильме, и зайцем помчался назад по улице, мимо школы, с ничего не подозревающей Франкой внутри, через перекресток, один, другой, хаотически сворачивая в любой попадающиеся проулки в надежде запутать погоню, дальше и дальше, перепрыгивая низенькие заборчики и кулем переваливаясь через загородки повыше, прочь, не разбирая дороги, в панике, без единой мысли в голове, подчиняясь лишь животному инстинкту — убежать, спрятаться, забиться в нору.

В одну секунду все стало ненужным и бессмысленным. Вайдеман со своим бельем, несделанные расчеты, планы на вечер, ночь с Франкой, глупые задания полковника Юбера, шпионаж, Франция — все это съежилось, стало легким и неважным, а на первый план вышло древнее, как сама природа, желание спастись, любой ценой, непременно выжить. Пауль задыхается, легкие его вот-вот лопнут, один раз он с размаху летит в канаву, подвернув ногу, но тут же вскакивает, не ощущая боли, и бежит дальше, ничего не соображая от страха, готовый драпать так до самой линии фронта и даже далее. К сожалению, не зная того, он бежит в обратную сторону — на восток. Вот следующий переулок, безлюдный, как и все остальные, он заканчивается невысоким обрывчиком к ручью. Пауль летит по камням в воду, но так быстро выбирается на другую сторону, что даже не успевает замочить ног. Он карабкается вверх по склону, вырывая пучки жухлой травы, оскальзываясь на глине, страшась услышать за спиной топот сапог и крики погони, ничего почти не видя из-за крутящихся в глазах огненных колес, снова вываливается на мостовую, ползет на животе, на четвереньках, опять бежит, весь в слезах, в отчаянии, безнадежно подвывая.

Все эти бездумные метания выводят его к зданию полковой канцелярии, где во дворе, призывно сияя колесными спицами, стоит штабное авто. Шофера, присевшего за капотом и что-то подкручивающего в моторе, Пауль не замечает, того заслоняет поднятая жестяная крышка. В мгновенной надежде Пауль бросается к автомобилю — угнать, уехать, умчаться! Он не умеет управлять, он даже не знает, как заводят мотор, но это его нисколько не останавливает. Из последних сил, спотыкаясь, он стремится к автомобилю, уже в падении вцепляется в ручку на дверце салона, та подается в его руках и Пауль валится грудью на стальную подножку машины, пребольно ударяясь ребрами. Не теряя ни секунды, Пауль забирается внутрь салона, в теплое плюшевое чрево, падает на кожаные пружинящие подушки сидений, последним усилием захлопывает за собой дверку, рука его срывается и он валится на резиновый коврик в проходе. Что-то стеклянно звякает, прямо перед глазами оказывается матерчатый карман, полный коньячных фляжек и газет. Когда же Пауль, в попытке подняться, цепляется за его грубую ткань, кнопки, крепящие карман к обивке сиденья, не выдерживают, с треском обрываются, и Пауль снова пикирует лицом в резину пола, в истекающие коньяком бутылки.

Он барахтается на дне жестяной вонючей коробки, как рыба, выхваченная острогой из воды и брошенная в лодку умирать — в крови и соленой, полной чешуи, пене. Его брыкания раскачивают авто, и шофер, давно уже оставивший свои ключи, пораженно рассматривает его через стекло дверцы. Наконец, Пауль, справившийся с кандалами земного тяготения, поднимается на колени и с ужасом обнаруживает себя в пассажирском салоне — место водителя и вожделенный, обшитый желтой кожей руль находятся снаружи, впереди, до них никак не добраться через перегородку. Но все же Пауль пытается — он бьет в ненавистное стекло кулаком, локтем, даже ногой, но эта дрянь, наверное, закаленная, и на стекле не появляется даже и трещины. Пауль нащупывает на полу одну из коньячных фляжек и размахивается, чтобы запустить этим снарядом в стекло кабины.