Свен Карстен - Землемер

— Эй! Ты что?! Эй! — кричит шофер и испугано стучит ладонью по дверце, Пауль замирает с поднятой бутылкой, коньяк желтой струйкой течет ему на брюки. Долгую секунду Пауль смотрит в скуластое усатое лицо шофера — очки-консервы на лбу, пятно машинного масла на щеке — затем Пауль разжимает пальцы, и фляжка со звоном падает вниз, на резину пола.

Шофер распахивает дверку салона. Пауль, тяжело дыша, сидит на полу, среди мокрых газет и бутылок, потом он медленно клонится вбок и, совершенно без сил, прижимается к холодной красной коже обивки бледной небритой щекой.

— Что случилось? — пораженно спрашивает шофер. — Вы ранены?

— Нет… — бормочет Пауль. — Нет, я не ранен. Я…

Он вслушивается в звон у себя в голове, честно пытается понять, где он и что с ним случилось.

— Я жду здесь полковника… — наконец выдавливает он. — Господина полковника Мюллера…

— Здесь нельзя ждать, — убеждает его шофер. — Здесь ждать запрещено. Обождите его в канцелярии…

— Я останусь здесь, — чуть слышно говорит Пауль, закрывая глаза, словно готовясь к длительному ожиданию. — Скажите мне, когда он выйдет.

— Он не выйдет, — мотает головой шофер. — Пока вы здесь, он не выйдет. Пойдемте под крышу, я помогу вам подняться…

Пауль слышит скрип песка под сапогами, это подходит кто-то еще, полковник? Пауль, не открывая глаз, тянется навстречу подошедшему, бледная улыбка появляется на его губах.

— Папочка… — шепчет он.

— Господин поручик Штайн? — резкий неприятный голос заставляет его открыть глаза. Рядом с шофером стоит тот самый толстый ординарец, который вчера вызывал по телефону Макса и Морица, его бесполезных помощников. Пауль, в изнеможении, нашаривает на полу бутылку и медленно выпивает остатки коньяка, прямо из горлышка, словно Сократ цикуту.

— Господин поручик, — повторяет ординарец. — Осмелюсь доложить, вы арестованы.

После секундной паузы пружина его судьбы продолжает разворачиваться дальше, стремительно, как в синематографе, где за четверть часа черно-белый герой успевает влюбиться, жениться, изменить, заполучить рога, убить друга на дуэли, спиться, отравиться, спастись, обратиться к новой жизни, помириться с любимой и наплодить десяток детишек. Пауль, конечно, не такой расторопный, но за три дня он успел начудить тоже немало. Теперь, устав от трудов праведных, он сидит на подножке штабного авто, в мокрых и воняющих алкоголем штанах, пьяный и безучастный, а вокруг него суетятся люди — появляются и снова исчезают какие-то унтера, давешний коренастый пехотинец стоит рядом навытяжку, довольный, что «пымал-таки шпыёна», штык примкнут, всем и каждому он басит отойти — не велено, дескать, собираться — но кто-то все равно собирается, толпится, потом зачем-то приносят и опять отсылают прочь брезентовые носилки, вдоль стены кометой проносится вестовой Бланкенштайн, из-за спин писарей и ординарцев тянет шею Феликс Эберт, а совсем уж на заднем плане, на границе резкости, маячит с сигарой в зубах невидимка Вайдеман. Пауль слабо улыбается ему и чуть машет рукой — прости, камрад, со стиркой ничего не вышло, так уж получилось, извини. Потом появляется военврач Либерзон. Он, скрипя сапогами, усаживается перед Паулем на корточки, оттягивает ему веко. Затем, хмыкнув, дает Паулю неожиданно больную пощечину. Пауль вскидывается, пытаясь протестовать, но Либерзон уже встал и уходит. Пауля подхватывают под локти и почти по воздуху влекут в дверь канцелярии, проем надвигается, темный и пышущий жаром, как зев адской печи, все ближе и ближе, и вот он поглощает Пауля, окутывает его мраком, сжимает стенами, давит потолком, оглушает вонью тушеной капусты, пота, раздавленных вшей и дерьма из распахнутого настежь сортира. Голова Пауля бессильно болтается, изо рта тянется нитка слюны, он что-то хрипит и облегченно, почти с желанием, теряет сознание. Благословенный покой опускается на его душу.

Ему дают понюхать нашатыря, словно наносят удар под ложечку — колючий, холодный, резкий запах. Пауль дергает головой, едва не падая со стула, на котором он, оказывается, сидит. Затем неудержимо подкатывает рвота и долгую минуту, согнувшись пополам и тараща глаза, он пытается выдавить из себя горькую желчь вперемешку с остатками ветчины и хлеба. Кто-то запоздало подставляет ему плевательницу, но ботинки уже испачканы. Ребра и мышцы живота очень болят, его били? Похоже, что нет, правда, сказать точно он не берется. Пауль мотает головой, чувствуя, что волосы приклеились к вискам, где же это он? В лицо светит прожектор. Прикрывая глаза ладонью, он вглядывается в слепящую полутьму, но различает лишь серебристые силуэты, массивные фигуры окружающих его людей. Пока отчетливо можно разобрать только сапоги, но зрение постепенно возвращается. Тут же, грохоча, как проносящийся мимо курьерский поезд, включается слух.

— С'штинк, с'шайс штинк, пуц ма диз швайнрай! — гремит у Пауля в ушах. Смысл он хорошо понимает — кто-то негодует на вонь и требует убраться в свинарнике, но вот на каком языке это сказано? Пауль помнит, что с языком есть какая-то сложность, что-то надо не перепутать, но вот что?

Пауль чувствует, что ему вытирают тряпкой ботинки, он приподнимает одну ногу, затем другую, как дрессированный медведь. Перед глазами маячит чья-то набриолиненная макушка.

— Э-э… — говорит Пауль.

Макушка запрокидывается и на Пауля теперь смотрит растеряно улыбающееся юное лицо, очень знакомое — курчавая бородка, нос пуговкой — это же Мориц, то есть, мм… Мартин, младший писарь Мартин Юнг, его помощник.

— Помогай Бог, Мартин… — бормочет Пауль, довольный, что встретил знакомого.

Мартин не отвечает на пароль, почему? Он лишь молча встает, делает шаг назад, вдвигается спиной в темноту, исчезает. Прощай, Мартин, думает Пауль, было приятно тебя снова увидеть.

— Альзо, майне херрен, прошу всех не участвующих в разбирательстве выйти, — говорит кто-то за спиной. Начинается топот и хождение, потом хлопает дверь и слышен звук ключа.

— Ну, что, господин Штайн, вы уже пришли в себя? — спрашивает незнакомый голос.

Этот вопрос озадачивает Пауля, он погружается в размышления и медлит с ответом. Не придумав ничего, вздыхает.

— Запомните, что плевательница стоит от вас слева. — говорят ему. — Как у зубного врача. Вы ведь лечили зубы? Итак, слева.

Пауль медленно поворачивает голову и смотрит на плевательницу мутным взглядом. От ее вида Пауля снова подташнивает, и он спешит отвернуться. Спрашивающий, тем временем, скрипит стулом и шуршит бумагами. Пауль пытается разглядеть своего визави, но видит лишь радужное гало вокруг сияющего неземным светом рефлектора настольной лампы. Угольная спираль по центру так раскалена, что кажется черной.