Яна Завацкая - Рассвет 2.0

«Разве в школе было трудно с Костей?» — поразился я мысленно. Мне так не казалось — наоборот, Костя был самым правильным, лучшим, идеальным, можно сказать, коммунаром. Но спросил я о другом.

— Да, Марсела… я сам не понимаю, что с ней. Как ей помочь…

— Знаешь, Стас, — Белов повернул ко мне серьезное лицо, — бывают ситуации, когда человек может помочь себе только сам.

Я был с этим не согласен, но Белов ускорил шаг, мы догнали остальных. Как раз подходили к стадиону, и Костя громко вспоминал какую-то эстафету, когда у Ершова лопнули штаны… надо же, а я уже забыл. Помню только, что Ершов и в школе был увальнем и не прилагал ни малейших усилий к спортивным занятиям, выполняя кое-как только самый минимум.

Школа похорошела и разрослась. Интересно, когда ты не наблюдаешь эти изменения год от года, а являешься через много лет — и видишь совершенно иную картину. За Кристаллом вырос еще один жилой комплекс, в старых зданиях уже не жили — там располагались какие-то вспомогательные лаборатории, пояснил Кирилл Андреевич, музей, игровые, клубы. Возле стадиона появился большой пруд, двое пацанов рыбачили на нем с плота, в заводи плавали два лебедя — черный и белый. В роще за прудом построили «обезьянник», как назвал его Белов — множество площадок на деревьях, соединенных лесенками, канатами, висячими лианами, сейчас там резвилась куча малышей, даже, кажется, детсадовцы под присмотром более старших вожатых. Далее шла магнитка — здесь только небольшая грузовая линия для обслуживания школьного цеха, для продукции и сырья. У магнитки возилась ремонтная бригада — две девочки, два мальчика и с десяток киберов, дети управляли работой в сенсорных перчатках. Забавно и умилительно было смотреть на этих серьезных, в черной рабочей форме, малышей, им было всего-то лет по десять, но они уже могли строить и ремонтировать магнитную дорогу, знали ее устройство, могли починить кибера. Мы, собственно, были такими же.

В сам цех не пошли. Традиционно наша ШК включала один из внешних филиалов завода «Электрон» и производила электронные приборы, когда-то давным-давно это были коммы, еще наручные, древние, которые на руке носили. Наше поколение уже перешло на производство планшетов, потому что биокоммы, которые носят сейчас в височной кости — это совсем другая отрасль техники. Теперь ребятишки поставляли «Электрону» элементы управления космолетов, навигационные платы, ничего себе, надо сказать, я не особенно разбираюсь, но кажется, это одно из самых сложных производств.

Рита уверенно сыпала цифрами, из которых я сделал вывод, что как и повсюду, в школе производство уже давно не занимало такого места, как раньше. Да, оно по-прежнему оставалось важной частью школы-коммуны, но теперь требовало еще меньше человеко-часов. Работу цеха единомоментно поддерживали всего 20 человек (ночью же в поддерживающем режиме — только двое, и это были взрослые), в неделю требовалось, соответственно, не более 2300 человеко-часов, а при средней 6-часовой нагрузке подростка школьников на заводе работало всего 150 человек. Может быть, чуть больше. Пусть даже 200 или 300. Какая-то часть, как всегда, обслуживала школьную пищефабрику, обеспечивая школу продуктами и даже отправляя часть их на городской склад. И все. Остальные рабочие мощности теперь были направлены на обслуживание школьной территории, строительство, столовую, медцентр, а также около сотни подростков работали в эко-команде, поддерживая окружающие биоценозы — горы, поля и леса, горные речки.

— Управление, наверное, очень усложнилось, — предположила Динка. Рита важно кивнула.

— Да. Но мы справляемся. Внешний мир тоже усложняется, мы должны быть к этому готовы.

— Между прочим, — заметил Белов, — было много дискуссий в педагогической среде. Как менять трудовую занятость школьников в связи с ростом автоматизации? Может быть, все-таки наращивать именно производство — в конце концов, мы могли бы построить еще два-три цеха и занять там большую часть ребят. Некоторые педагоги были твердо убеждены, что воспитывает именно вот индустриальное производство. Как некий волшебный артефакт, колдовство такое — вот если дети трудятся в цеху, то нормально, а если территорию убирают — то это уже вроде как и не труд. Или не совместный труд. Проводили эксперименты разные. Сейчас уже развитие везде такое же, как и у нас. Конечно, школьное разделение труда все равно не настолько развито и сложно, как во внешнем мире. Но и у нас есть производство электроники, пищефабрика, экология, то есть работа с природой, и работа в сфере человек-человек. Иногда школьники переходят из одной сферы в другую, это все по желанию. Им важно учиться управлять именно таким сложным хозяйством — ведь потом они выйдут в обычную жизнь, столкнутся с реальными Советами и Узлами и необходимостью реального управления сложнейшими системами.

— Надо было развивать экологию! — заявил Костя, — это сейчас самое важное направление!

— Почему? — спросила Рита, — нет, мне экология нравится, я сама в Лесном отряде, но…

Костя слегка приобнял девочку за плечи, его глаза загорелись, и он заговорил. Через минуту я потерял нить его рассуждений, да и обычный Костин блеск теперь был направлен не на всех, а конкретно на Риту — они вдвоем ушли вперед, и девочка, неимоверно польщенная вниманием взрослого интересного мужчины, внимала Косте, раскрыв рот.

Мы понаблюдали ненадолго на экране ежедневную конференцию школьного Совета. И здесь было немного смешно и умилительно видеть, как дети решают свои вопросы — совершенно как взрослые, и если не считать Белова, который сидел вместе с нами простым наблюдателем, ни одного взрослого с ними больше не было. Правда, старших, семнадцатилетних, уже вполне можно считать за взрослых. Они уже все умеют.

Задачи управления, которые перед ними встают, весьма сложны. Им надо поддерживать в порядке всю огромную территорию школы, два производства — пищевое и электронику, транспорт, строить новые здания и разбивать парки, теперь вот еще грамотно поддерживать окружающие биоценозы, кормить три тысячи детей, следить за их здоровьем, учебой и поведением. И чтобы они в комнатах своих чистоту наводили. Конечно, есть кураторы, как наш Белов… но они по сути только аккуратно прикасаются. Только направляют. А вот эти, в Совете, все решают сами. Правда, это самые талантливые к управлению, конечно — те, кого выбирают и сами ребята. Но ведь каждый учится управлять, еще с детского сада даже. Как только ребенок научился говорить, сразу же его учат и высказывать свое мнение, и защищать его. И в особенности — слушать других.

С тех пор, кажется, все еще усложнилось. Совет спорил в данный момент о чем-то, чего я сначала вообще не понял, а потом стало доходить — школа готовилась к конкурсу по большому проекту «Колония». Школьники всего мира в рамках своих научных обществ (а такое общество было в каждой школе) готовили проекты первичных поселений колонистов на других планетах. Некоторые делали это с привязкой к конкретным условиям известных, уже стоящих в очереди на колонизацию планет — Новой Атлантики, Радуги, Сиани, Коста-Нуэвы, другие создавали проекты под абстрактный новый мир. Понятно, что запущен был этот конкурс с далеко идущими целями — не столько почерпнуть новые идеи по колонизации, сколько зажечь интересом к дальним поселениям в Космосе юное поколение. Сейчас школьный совет решал, провести ли сперва внутришкольный конкурс между разными рабочими группами или же создать сразу общую рабочую группу для всего проекта.