Яна Завацкая - Рассвет 2.0

— Ты сообщал об этом… — я умолкла. Кому — Терезе? Это был единственный контакт Маркуса. И вот она исчезла. Маркус ведь даже не знал, кто еще из РВ работает в городе.

— Я получил эти сообщения в последние два дня, — Маркус не стал уточнять про Терезу. И так понятно, — хотел лично поехать к тебе, но тут ты вовремя появилась.

Я встала.

— Благодарю за информацию. Я приму меры. Да, а кто этот агент? Мне бы хотелось поговорить с ним лично.

Маркус назвал имя — некий англичанин, коммунист, Берри Джонс, работающий психиатром в реа-центре.

Возможно, информация Маркуса и неверная, размышляла я по пути к Джонсу. Позвонила — но агитатор почему-то не отвечал.

Мне позже пеняли, что я сама взялась организовывать низовые операции, бегать и прыгать. И верно, я давно этим не занималась, а только координировала все это на своем посту — и кстати, координировать у меня получалось неплохо. В целом. Но такая у меня сложилась на тот момент ситуация: я говорила с Маркусом, я держала в руках нити, и что самое страшное — если уж я не могла больше доверять Даниэле, то и обращаться к РВ или коммунистам в Карлсруэ было опасно.

Я только себе могла на тот момент доверять. И поэтому погрузилась в дело сама. Подбирать людей, присылать, врабатывать — времени на это у меня не было.

На ходу я организовала операцию, Даниэлу нужно было брать, это уже слишком серьезные обвинения, чтобы оставить ее на свободе, надо провести обыск в ее квартире и загородной даче (попутно я узнала через нашу базу адреса и квартиры, и дачи). У меня достаточно бойцов в Карлсруэ. Сидеть и долго размышлять и организовывать при современной технике не нужно. Пока я дошла до квартала, где жил Джонс, операция в общих чертах была готова: одну группу я направила на квартиру Дани, одну — на дачу, третью — на работу, все они были готовы как к мягкому захвату, так и к боевым действиям. На работе Дани, а работала она психиатрической медсестрой, два моих агента уже начали составлять списки — кто был с Даниэлой наиболее близок.

И все это время внутри меня билась бешеная жилка «не верю!» Сейчас не ХХ век. Тогда, в Первом Союзе, наверное, тоже было сложно поверить, что вчерашние товарищи по партии — уже совсем не товарищи и занимаются давно совсем другими делами, и на самом деле придется их расстреливать. У нас к описываемому моменту расстреливать было не нужно, мы давно могли себе позволить более гуманные методы изоляции — но суть не изменилась. Однако я помнила Даниэлу, смешливую, со звонким голосом, такую, казалось бы, убежденную коммунистку, прирожденного лидера. И она… Нет. Неужели я до такой степени не разбираюсь в людях? Этого не может быть. Ну не может! И мало каких-то неясных сарказмов — она ведь четко высказалась против СТК в целом, и даже приписала товарищу Смирновой какую-то жажду власти… безумие. Бред. И как может человек, знакомый хоть с основами марксизма, считать, что «можно оставить в покое маленькую Федерацию», и как эта Федерация будет жить без Зоны Развития, на которой она паразитирует?

Но все эти слова не так важны, это вообще не мое дело — что там люди говорят, да какие настроения. Это пусть социопсихологи разбираются. А вот контакты с «Шербен», подозрительные сумки — это пропускать нельзя.

В молодости предательство или двуличие причиняли мне душевную боль. Но с тех пор я столько раз я убеждалась, что людям нельзя доверять до конца, что уже ничье, наверное, предательство, включая самых близких людей, меня бы не выбило из седла. Я научилась пожимать плечами и вычеркивать мысленно человека из круга близких, любимых, друзей, товарищей. Никому нельзя верить. Каждый может обмануть.

Даже, например, Маркус. И еще более глубоким слоем сознания я думала о том, что есть в Маркусе что-то знакомое. Не то что подозрительное — но… где же я могла видеть его раньше? Впрочем, он коммунист, мало ли, где и когда — на какой-нибудь открытой конференции в СТК… Мне мучительно хотелось вспомнить — где и когда. И еще что-то было связано с ним, что-то странное. С его одеждой, предметами вокруг него… Нет, все-таки хотелось бы обладать абсолютной памятью — я, как склеротик, тужилась, но никак не могла вспомнить что-то важное, связанное с ним. Да и некогда особо тужиться по этому поводу — мне надо было поймать предательницу нашего дела.

Джонса не оказалось дома, а на работе его секретарша сообщила, что герр доктор отправился вчера в Кёльн на какую-то конференцию. Я вышла на улицу и немного постояла в недоумении. Единственный источник донесений о Даниэле был пока недоступен. А не могло ли быть так, что Даниэлу просто оговорили? Может, этот врач имел что-то против нее… или сам был вредителем? Это ведь не просто оговор, надо еще и состряпать фальшивую запись — я передам ее экспертам, но пока это все, что у меня есть. В это верилось скорее.

Мне нужно поговорить с Даниэлой по-человечески, подумала я. Просто поговорить. Я все пойму — не такая уж я дура, в людях я разбираюсь. Да, «никому нельзя доверять», но собственному чутью я обычно доверяла и не ошибалась.

— Тут сообщают, что Даниэла выехала на дачу на скутере, полчаса назад, — голос моего бойца в наушнике был искаженным, я с трудом узнала Феликса.

— Ясно, спасибо.

— Ехать туда?

— Нет, вы свободны. Я разберусь.

Я отключила комм и вынула другой, работающий через нашу зашифрованную сетку, через беспилотник, который по моему приказу выпустили час назад.

Отдала по нему необходимые распоряжения, но сразу на дачу к Даниэле не поехала. Вначале заскочила в Реа-центр, где имелся лечебный ментоскоп.

В конце концов, сеанс ментоскопирования, нужный мне, всего-то пятнадцать минут занял. Зато я выяснила необходимую для себя информацию. Эта информация меняла все в корне.

Но, хорошенько подумав, я все же направилась к Рейну. Здесь рядом с небольшим озером в леске располагалась одиноко стоящая дачка Даниэлы. Идеальное место в густонаселенной Германии — чтобы хранить оружие, устраивать засады, проводить подпольные собрания.

Мне, в общем, было уже понятно, что произойдет. Причем еще даже до ментоскопирования. Теперь все стало на свои места. Конечно, мне было страшно, очень страшно. Но куда деваться с подводной лодки?

Да, на моем посту уже можно отказаться от личных приключений. Но не видела я на тот момент иного выхода. Некого мне было послать. Да и похоже, вся ситуация была рассчитана именно на меня — с другими не сработает.

Я остановила машину в начале проселочной дороги, ведущей в лес. Сетка-рабица, окружающая участок, уже виднелась впереди. Оружие, как нелетальное, так и убойное, было на мне навешано в количествах, скрытым способом, конечно. Даже из пуговицы на вороте можно стрелять. Но противник это знал. Я приблизилась к сетке. Калитка закрыта на замок. Я вскарабкалась и перепрыгнула через забор.