Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

Скоро мой день рождения. Еще один год. Поэтому Руди в последнее время так занят и мы почти не видимся. Он ведь знает, что я обожаю сюрпризы.

В обеденный перерыв меня подменяет квашня Петровна. Однажды обо мне забыли, и я целый день просидела в своем зале. После этого я заставила Рогоршева уволить главаря этой банды бездельников. С тех пор они со мной не разговаривают, но про мой обеденный перерыв больше не забывают.

В столовой для сотрудников ни души. Обслуга уже ушла, я одна в гулком зале. Подруги квашни Петровны думают, что их бойкот меня задевает. Черта с два – очень даже устраивает. У меня припасена банка американского кофе. Делаю себе кофе, достаю пачку любимых французских сигарет. Ласковое пламя касается сухого кончика сигареты, я затягиваюсь – о! Кайф. Ни с чем не сравнимо – как выстрел в грудь. Конечно, мои коллеги дорого бы дали даже за дым такой сигареты. Хорошо, что после меня останется амбрэ.

Из окна видна Дворцовая площадь. Водовороты мокрой брусчатки. Пересечь площадь можно минуты за две. Какой-то карлик бежит за зонтиком, наверняка за минуту управится.

А эти жирные коровы пытаются меня третировать! Все дело в том, что они сгорают от зависти – я-то владею женским искусством обольщать и удерживать мужчин, а они нет. Они собственную прическу не могут удержать. Признаю, что мои близкие отношения с главным хранителем Рогоршевым, помимо той роли, которая отведена им в главном замысле, дают мне определенные привилегии, но ведь любая из этих ведьм – да если б только она могла! – ради таких привилегий согласится на все, только скомандуй «спустить трусы!». Да-да, любая, даже квашня Петровна с ее толстыми ляжками и перманентом как старая мочалка.

Когда Петербург был еще Ленинградом, я могла бы всю эту честную шайку закатать, куда Макар телят не гонял. И еще дальше! В полном составе присматривали бы за музеем в пустыне Гоби. И жили бы в юртах.

У меня было два очень влиятельных любовника. Первый – партийный деятель. Имя не буду называть, он занимал в аппарате Политбюро довольно высокий пост. Выше подниматься не стоило, иначе тебя могли счесть потенциальным соперником, что было чревато. Ну, моему власти хватало – он даже знал код запуска ядерных боеголовок. Мог бы устроить полный конец света, если вдруг что. После его звонка в обком мне дали прелестную квартирку окнами на площадь Александра Невского. Он умер скоропостижно от инфаркта, и я обзавелась новым любовником, на этот раз адмиралом Тихоокеанского флота. Квартиру, естественно, мне тоже дали новую, причем, как положено по адмиральскому статусу, в пожизненное пользование. В ней я живу и по сей день – на Фонтанке, у Аничкова моста. Он безумно меня любил, мой адмирал. Может, даже немного чересчур, между нами говоря. И старался превзойти аппаратчика Политбюро своими подарками. Ужасно меня ревновал. Как и все мои мужчины.

Боже мой, где золотые эти денечки?

– Лымко, – говорила я, – я зябну по вечерам, когда мы едем на балет…

И наутро мне привозили норковую шубу.

– Лымко, в моей жизни не хватает блеска, – говорила я.

И на следующий день у меня появлялась бриллиантовая брошь. Я бы показала свои бриллианты, но их пришлось продать, чтобы Руди мог начать свой бизнес. Еще в ту пору, когда мы с ним только-только, ну, вы понимаете. Если бы квашня Петровна увидела мои бриллианты, у нее бы челюсть отвисла на полгода.

– Лымко, такой-то из партийного спецраспределителя на прошлой неделе вел себя совершенно непристойно. Просто возмутительно. Не хочу никому неприятностей, но он говорил такое о твоем служебном несоответствии, что у меня просто сердце кровью обливалось…

И на следующий день такой-то узнавал, что он разжалован и назначен младшим дежурным по общественному гальюну с отбыванием службы за Байкалом. Все знали обо мне, но всегда подыгрывали, потому что боялись. Даже адмиральская жена, которая сидела во Владивостоке с адмиральскими отпрысками.

Снова закуриваю. Пепельница уже до половины забита. Карлик так и не догнал свой зонтик.

Опять сижу на пластмассовом стульчике. Скоро взвою от скуки. Изо дня в день мне приходится разыгрывать это сонное терпение, эту вялую безучастность. Вечереет, поток посетителей редеет. Хочу есть, хочу водки. У Рогоршева всегда припрятана бутылка. Считаю секунды. Сорок минут умножить на шестьдесят секунд получается две тысячи четыреста. Смотреть в окно тоже не спасает. Каждый камень за окном я знаю как облупленный. Дворцовая набережная, Нева, Петроградская сторона. Я хотела попросить главного хранителя Рогоршева, чтобы меня перевели в другой зал, но Руди запретил. Сейчас нельзя – приближается великий день. Точнее, великая ночь. Джером сразу же с ним согласился, так что я торчу на старом месте.

Даже не верится, что мы, русские, когда-то играли в мире важную роль. Сейчас стоим с протянутой рукой: кто подаст. Я не из тех женщин, которые интересуются политикой, – когда я росла, опасно было интересоваться политикой. И если честно, что представлял собой Союз Советских Социалистических Республик? Если «республика» – значит должны быть выборы, но я ни разу не видела настоящих выборов. «Советы» тоже существовали как декорация. «Социализм» значит, что все богатства страны принадлежат народу, но у моей мамы никогда ничего не водилось, кроме тараканов. А что такое был этот «союз»? Мы, русские, закачивали миллионы рублей в отсталые азиатские страны, лишь бы не дать арабам или китаезам наложить лапу на этих дикарей, которые жрут змей и младенцев. Нет, по-моему, союз – это совсем другое. А это не союз, а подкуп соседей. Фактически империя. И все же в те времена мы могли задать такого жару! Джером как-то сказал мне, что в Европе сегодняшние школьники даже не слыхали про СССР. «Послушайте, дорогие киндеры, – обратилась бы я к ним. – Я скажу вам пару слов об этой самой стране, о которой вы никогда не слышали. У нас было столько ядерных бомб, что вся ваша Европу по ту сторону Берлинской стены расплавилась бы в лаву и десять тысяч лет не остывала. Скажите нам спасибо. А то родились бы с хоботом вместо носа и гнойным нарывом вместо головы. Если вообще родились бы. Помните об этом, детки».

Иногда я думаю: а так ли уж сильно все изменилось после мудака Горбачева? Ну, для простых-то людей, ясное дело, изменилось – пол под ними прогнил, и они ухнули вниз. А наверху? На балу демократии заправляют те же самые люди – только порвали партбилеты. Выкатывают новые дерьмовые лозунги, типа «чутье и дерзость при разработке новых стратегий», «творческий подход к размещению капитала и освоению капиталовложений», «оптимальная организация и реструктуризация производства». Письма, которые я печатаю для Рогоршева, кишмя кишат громкими фразочками. Но разница-то в чем? Все как было, так и осталось. Главное – увидеть, куда бить, даже если стойки ворот невидимы, и любыми средствами выиграть. Эти средства могут храниться на банковском счету в Женеве или на жестком диске в Гонконге, могут заключаться в твоей черепной коробке или в чашечках твоего бюстгальтера. Так что ничегошеньки не изменилось. Раньше платили бандитам из обкома, теперь платят бандитам из мафии. Партийные лидеры прежних времен врали утром, днем, вечером, и с каждым днем все больше. Сегодня демократически избранные лидеры врут утром, днем, вечером, и с каждым днем все больше. Тогда люди хотели покупать – им говорили: работай, копи двадцать лет, подойдет твоя очередь. Сегодня люди хотят покупать – им говорят: работай, копи двадцать лет, подойдет твоя очередь. Где вы видите разницу?