Клиффорд Саймак - Ветер чужого мира [сборник litres]

Калвер заметил кулак Перкинса и попытался увернуться, однако удар пришелся в челюсть, и голова стукнулась о стену, Кулак надвинулся снова, и сознание затопила боль. Калвер ощутил, что падает. Увесистый башмак врезался ему в ребра и отшвырнул от стены, перевернув лицом вверх.

В пелене, что застила зрение, Калвер смутно различил фигуру Хэмилтона.

– Перкинс! Да уймись ты наконец! Дай ему хоть слово сказать!

Калвер ухитрился встать на четвереньки, причем сам не понял, как это у него получилось. Последнее, что запомнилось, – он лежит на спине…

Он потряс головой. На пол закапало темное. Он осторожно поднял руку, вытер подбородок.

В глазах прояснилось. Калвер уставился на изношенный ворс ковра, покрывавшего пол, и шумно втянул воздух. Не далее чем в пяти футах валялся его собственный револьвер. Надо изловчиться, другой возможности не будет.

Он подтянул колени к груди, рывком метнул тело вперед. Боль пронзила от макушки до пят, но пальцы сомкнулись на рукояти кольта, стиснули ее что было сил.

Башмак ударил в живот, к горлу подкатила тошнота, тело взмыло над полом, а потом словно превратилось в ком студня, что растекся по полу. Кольт снова выпал из пальцев. Калвер, борясь с надвигающейся тьмой, вновь зашарил рукой в поисках оружия.

Чужая лапища схватила за шею, стальные пальцы рывком подняли Гранта.

Прямо перед собой он различил злобный оскал и разинутую пасть, извергающую ругательства. Промелькнуло светлым пятном что-то металлическое, затем оно обрушилось на его голову, и та будто взорвалась.

Он долго лежал в благословенной тупой неподвижности, потом медленно, очень медленно начал новь ощущать собственное израненное тело. В живот словно напихали свинца, и этот груз не давал подняться, а ладони и запястья заведенных за спину рук ныли нестерпимо.

Калвер приоткрыл глаза – осторожно, чтобы от света лампы не стало еще больнее. Но света не было. Тогда он стал дожидаться, пока глаза привыкнут к темноте и сумеют разглядеть хоть что-нибудь. Постепенно из мрака начали проступать угловатые очертания мебели. Опоры койки, на которой он лежал, тускло посверкивали в свете звезд, что лился в окно за его спиной. Возле кровати нашелся столик с лампой.

Он пошевелил рукой, чтобы дотянуться до этого столика, и рука сдвинулась от силы на дюйм, не дальше. Острая боль пронзила ее от запястья до локтя.

Калвер заставил себя мыслить спокойно, почти механически, и измученный рассудок наконец осознал, что руки крепко, до крови, связаны. Грубая веревка резала живую плоть. Да и ноги в лодыжках тоже связать не поленились.

Бандиты наверняка вернутся. Равнодушный и безжалостный Хэмилтон. Злобный, пропитанный ненавистью Перкинс. Они вернутся, чтобы заставить его говорить, а потом, когда расскажет все, что нужно, его убьют.

Нужно убираться отсюда, пока эти двое не вернулись. Надо как-то выбраться. Единственный способ, похоже, через окно. Мужчине не составит труда выбить окно плечом и протиснуться наружу. Калвер содрогнулся, вообразив зазубренные осколки стекла, но другого выхода он не видел.

Осторожно, бесшумно он спустил ноги с койки и нащупал твердый пол. Постоял, привыкая, чувствуя, как по телу растекаются страх и ощущение полнейшей беспомощности. Потом мучительно медленно стал перемещаться. Короткий прыжок, другой, третий, все ближе к окну.

Что-то потянуло за запястья, и он замер. Лоб мгновенно взмок от холодного пота. Ему не просто связали руки, нет – его привязали к кровати!

Калвер аккуратно извернулся и уставился на стол с лампой. Если есть лампа, значит должны быть и спички. Он наклонился, чтобы глаза очутились как можно ближе к столешнице, и действительно разглядел спички – целый кувшин из-под воды, набитый спичками, на краю стола.

Калвер запрыгал обратно, спиной вперед, на ощупь пытаясь найти край стола. Нашел, остановился, выгнул руки таким образом, чтобы пальцы могли обхватить кувшин.

Движения получались неуклюжими, но вот один палец зацепился за кувшин и уронил его на стол; спички рассыпались по всей столешнице. Калвер ухитрился собрать пригоршню спичек, затем, все так же на ощупь, стал искать веревку, которой его привязали к кровати.

Ага! Он неловко расположил веревку поверх горки из спичек. Выпрямился и замер, переводя дух.

То, что он задумал, требовало изрядной стойкости и мужества. Нельзя дергаться, нужно терпеть. Если спички упадут на пол…

Калвер зажал одну спичку двумя пальцами, придавил ее головку к столешнице, быстро чиркнул. Комнату озарил свет, на стене затанцевали тени.

Затаив дыхание, придерживая пальцами горящую спичку, он начал перемещать ее по столу, и палец наткнулся на сложенную горку под веревкой.

На мгновение все словно замерло, затем с шипением занялась вторая спичка, а следом вспыхнул разом десяток, ярко осветив комнату. Запахло серой.

Обжигающая боль опалила запястья. Спички продолжали загораться, комнату залило призрачное желтоватое свечение. Поверх запаха серы поплыл другой – вонь обожженной плоти.

Калвер терпел, а пламя терзало его руки, пока пляшущие тени на стене не исчезли, а потом резким движением подался вперед. Веревка мгновенно натянулась и все-таки порвалась. Он полетел кубарем и повалился навзничь, но тут же перекатился набок и распрямил ноги. Хрустнул стол, по которому пришелся удар башмаков.

Сидя на полу, он с ужасом воззрился на огонь, пожирающий постельное белье. Попытка освободиться привела к тому, что горящие спички упали вместе со столом, и часть из них угодила на кровать.

Калвер заставил себя подняться и поскакал к окну. За спиной сердито потрескивало пламя, будто решил лопнуть целый рой кукурузных початков. Он понимал, что очень скоро вся эта комната превратиться в настоящий ад, в сплошное огненное пекло. Времени выбивать окно почти не оставалось.

Он споткнулся, упал на колени, но тут же вскочил. Жаркое дыхание огня лизало спину. Откуда-то слышались крики и топот ног по лестнице. Наверное, кто-то уловил громкий хруст, с которым развалился стол.

Окно возникло перед ним, и Калвер рванулся вперед, но снова споткнулся и вместо окна врезался в стену. В отчаянии он пригнулся, выставил плечо и примерился к окну.

За дверью топали башмаки. Медлить нельзя. Краем глаза он заметил язык пламени, доставший до потолка. Обклеенная бумагой стена почернела, покрылась тлеющим пеплом.

Рама наконец-то поддалась под его плечом, и окно вылетело наружу, как пуля из ружейного ствола. Зазвенело разбитое стекло, рама рухнула на улицу. Порыв воздуха ворвался в комнату, отчего пламя немедленно взъярилось пуще прежнего. Потолок скрылся из вида.

Калвер просунул в проем окна голову и плечи, рассмотрел внизу покатую крышу сарая. Повезло, хмыкнул внутренний голос. Иначе пришлось бы сигать напропалую.