Клиффорд Саймак - Ветер чужого мира [сборник litres]

– Окружайте их!

Гаррисон остановил фургон, поднял руки и попытался разглядеть верхового возле дороги.

Это был шериф Хейнс – могучий, широкоплечий, зубы сверкают в бороде, револьвер в руке поблескивает в лунном свете.

– Хорошо, что мне пришлось вернуться в город, – проговорил он. – И хорошо, что никто из нас не прихватил фонарь.

К шерифу подъехал второй всадник.

– Обоих поймали, шериф? – спросил он голосом бармена Бена.

– Признавайся, куда ты дел Уэстмана?! – рявкнул шериф, обращаясь к Гаррисону.

Тот притворился изумленным:

– Уэстмана? Да вы, верно, спятили, шериф! Какой еще Уэстман?

– Ты помог ему бежать из тюрьмы, – проскрежетал шериф. – Я не поддался на твои угрозы, и тогда ты вернулся и выпустил его сам. Бен слышал, как скрипело колесо твоего фургона, когда вы удирали из города.

– Сначала я не придал значения, – добавил Бен. – Но потом Эл прибежал с криком, что Уэстман смылся, и я вспомнил этот скрип.

– Где ты его спрятал? – сурово спросил шериф. – Признавайся!

Рука с револьвером неожиданно опустилась, из ствола вырвалось пламя. Холстина на фургоне содрогнулась, внутри зазвенела от удара пули кастрюля. Револьвер выстрелил снова, потом еще…

– Уэстман! – взревел шериф. – Вылезай немедленно! Прятаться бесполезно! Если не вылезешь…

– Черт! – воскликнул вдруг Бен. – Его там нет! Давайте заберем Джонни и повесим его вместо Уэстмана.

– Шериф, вы как расплачиваться намерены за эту пальбу? – поинтересовался Гаррисон. – Будьте уверены, я все подсчитаю и предъявлю вам счет.

– Умник, значит? – Голос шерифа Хейнса сочился ядом. – Не спеши радоваться, не будет никакого счета!

В голове у Гаррисона тоненько зазвенели колокольчики тревоги. Кто бы не забеспокоился, услышав эти слова, в которых отчетливо прозвучало желание убить! Он спрыгнул с передка, одновременно протягивая руку к левому бедру, хоть и понимал, что это бесполезно. Там, в Сандауне, ему удалось опередить шерифа, но как справиться с тем, кто уже нацелил на тебя револьвер?

Громыхнул выстрел, во мраке расцвел оранжевый цветок, и шериф завопил от боли и ярости, когда револьвер выпал из его руки.

Темнота произнесла голосом Уэстмана:

– Следующий будет в голову, а не в руку!

Гаррисон, наконец-то обнаживший собственный кольт, махнул бармену, который замер в седле. Бен медленно поднял руки.

– Джентльмены! – позвал Гаррисон. – Прошу спешиться. Мы меняем упряжку с фургоном на ваших лошадок. – Он повернулся к Бену. – Бросай-ка ствол. Только аккуратно, достань из кобуры и урони. Одно резкое движение – и получишь пулю.

Шериф и бармен спешились, потом вскарабкались на передок фургона под бдительным присмотром Уэстмана. Гаррисон выбрал себе лошадь Бена и вскочил в седло.

Шериф оскалил зубы. Его била дрожь – наполовину от страха, наполовину от злости.

– Ты у меня еще попляшешь! – процедил он. – Оба попляшете!

– Давайте разворачивайте фургон и валите отсюда! – приказал Уэстман.

Шериф закричал на лошадей, и фургон в конце концов неуклюже развернулся. Треклятое колесо заскрипело снова, когда фургон быстро покатил в сторону Сандауна.

Гаррисон довольно долго глядел ему вслед. Потом спохватился и перевел взгляд на Уэстмана. Тот и не подумал убрать револьвер: рука удобно лежала на седле, дуло смотрело прямиком на Гаррисона. В бледном лунном свете лицо Уэстмана искажала кривая усмешка, в которой не было ровным счетом ничего приятного.

– Здесь наши дорожки расходятся, – заявил он твердо.

Гаррисон на мгновение опешил. Покосился на сверкающий металл, вскинул голову и осторожно пошевелился в седле.

– Выходит, ты меня подставляешь? Я тебя выручил, а ты меня подставляешь?

– Не держи меня за сосунка! – прорычал Уэстман. – Ты хотел, чтобы я тебя кое-куда привел, и решил, что я соглашусь, если поможешь мне сбежать! – Он злобно сплюнул на землю. – Дьявол! Да сдалась мне твоя помощь! Мои парни и без тебя явились бы через денек-другой. Они бы этот городишко по бревнышку раскатали! – Бандит повел стволом. – Проваливай, недоносок. И не вздумай за мной следить!

Гаррисон неторопливо развернул лошадь. Он понимал, что спорить бессмысленно. Вообще бессмысленно что-либо делать. Он поставил на кон все, что имел, и проиграл.

– Я буду оглядываться, – пообещал Уэстман. – Если замечу, что ты едешь за мной, то всажу пулю прямиком между глаз!

Лошадь побрела по дороге, обратно в сторону Сандауна.

Но туда возвращаться нельзя. А куда можно-то?

– Олух, вот ты кто! – сказал себе Гаррисон.

Он обернулся. Уэстман верхом на лошади выглядел призрачной тенью посреди дороги в неверном свете луны.

Можно выхватить револьвер и выстрелить, подумал Гаррисон.

Но какой прок в перестрелке с Уэстманом? Это нисколько не поможет выпутаться из ловушки, в которую он сам себя загнал. Да уж, постарался, ничего не скажешь. Помог бежать осужденному преступнику, оказал сопротивление шерифу, украл лошадь…

– Повесят меня, как пить дать повесят, – произнес он вслух.

Гаррисон пожал плечами, развернулся в седле, покачиваясь в такт ходу лошади, и погрузился в размышления. Должен все-таки существовать способ, каким можно исполнить то, что он задумал. Узнать, куда спрятали Кэролин и почему ее схватили. А как же Сатана? Его тоже надо найти. Коня лучше у него никогда не было.

Внезапно его как осенило. Нужно обратиться к доку. Док поймет. Это же док с его пресловутой золотой шахтой, док, который регулярно пропадает на несколько дней и возвращается с деньгами. Именно док с его суховатыми насмешками и морщинками у глаз может быть тем человеком, который нужен Гаррисону. До утра еще долго. Ну что, проверим?

Док может что-то знать. Может помочь.

Плотно прижавшись к стене банка, Гаррисон застыл в неподвижности. Он находился в узком проулке между банком и лавкой Смита, настороженно вслушивался в ночную тишь, пытаясь понять, не бродит ли кто-то по улице. Лошадь, которую он забрал у бармена и оставил с тыльной стороны банка, негромко заржала и ударила копытом по земле.

Треклятая скотина того и гляди кого-нибудь разбудит, выругался про себя Гаррисон.

Но пока улица пустовала. На всем протяжении, из конца в конец, над ней висело то противоестественное, словно бездыханное, безмолвие, что сгущается в темные часы перед самым рассветом.

Удовлетворенный тишиной, Гаррисон выскользнул из проулка и шмыгнул в дверной проем, откуда лесенка вела в жилище и лечебницу дока Фалконера прямо над помещением банка.

Из-под двери лечебницы сочился свет. Гаррисон помедлил – почему-то ему вдруг сделалось страшно.

Да ерунда это все, убеждал он себя. Док просто оставил свет на случай, если кому-то понадобится его помощь.