Манон Фаржеттон - Десять дней до конца света

– Ты властен над морем? – спрашиваю я его.

Яркая вспышка пробегает по поверхности пузыря. Взмывает голос Евы, или, может быть, это только мысль, которую я уловила. Ты вода. Ты в воде, и ты вода.

И тут стенка пузыря снова окрашивается лиловым и волна тепла распространяется по нашим рукам. Пронизанная светом пустота внутри пузыря влечет меня, как будто там я должна спрятаться. Я не хочу, сопротивляюсь.

– Почему ты позвал нас сюда? – спрашивает Зефир.

Пузырь изменяет форму под нашими ладонями. Мне кажется, будто я удаляюсь от пляжа, хотя ощущение прохлады на икрах осталось. Образы проплывают перед глазами. Я – Лоум. Я вижу то, что видел он.

Лоум существует с начала мира. Он появился однажды, когда стихии, составляющие планету, только начали мигрировать, собираясь в разные слои, да так и остался. Шли тысячелетия. Его влияние вскоре распространилось на большую часть поверхности земного шара. Лоум повсюду, где есть вода.

Передо мной плывут незнакомые пейзажи, сначала без признаков жизни. Потом появляются ростки, кусты, заросли, быстро становящиеся высокими деревьями.

Лоум показывает нам историю нашего мира.

Животные развиваются в морях, потом я вижу, как они выходят на сушу. Они кажутся мне странными. Я не могу понять, что в их облике создает такое впечатление.

И вдруг происходит событие, которого я не понимаю. Появляются люди. Похожие на нас, только чуть побольше. Их тела тонут в широких черных одеяниях, лишь головы и руки обнажены. Они берут образцы воды, песка, земли, растений, забирают и немного животных. И исчезают.

Мое воображение срывается с цепи. Кто эти люди? Из какой эпохи эти картины? Почему они мне так знакомы?

Люди в черном возвращаются. Лоуму как будто нет до них никакого дела. Он кружится так быстро, что я не успеваю увидеть, что они делают. Фауна изменяется. Странных животных мало-помалу вытесняют другие, более привычные. Грубые строения торчат из земли, и в них, кажется, живут люди.

Потом всё ускоряется: строятся города, всё больше, всё промышленнее, и вот они уже похожи на те, что я знаю. Когда приходят взрывы, картины расплываются, волна гнева накрывает нас, и всё внезапно гаснет.

Пузырь снова исчез, будто его и не было.

Я смотрю на моих спутников. Мне непонятно, какую хронологию мы только что видели. Эти люди в черном, кажется, нарушили экосистему планеты. И главное, если верить Лоуму, эти люди первыми появились как вид, уже обладая передовой технологией. Это какой-то бред.

– Зефир, ты помнишь: листки, те, что привели меня к тебе… «ЧЕРНЫЕ СИЛУЭТЫ», написал ты на них.

– Ты думаешь, что это они?

– Возможно. Кажется, мне снились эти люди.

Ответ Лоума повергает меня в смятение. Он позвал нас сюда, в этом нет сомнений. Но почему нас? Зачем? Я пытаюсь поставить себя на его место. Он живет многие тысячи лет, наши жизни для него – какие-то несколько часов. Однако эти эмоции, которые он передал нам, – я их почувствовала. Что-то общее у нас наверняка есть. Инстинкт выживания? Взрывы мало-помалу уничтожают его планету. Он чувствует угрозу и ищет способ защититься? Почему он видит этот способ в нас?

– Мне одной захотелось войти в пузырь? – спрашивает мечтательно Ева.

Гвенаэль глубоко вдыхает и выдыхает.

Его рука, судорожно сжимающая ручку, болит, болит сгорбленная спина, болит пустой желудок. Он глотает злаковый батончик, перечитывая последние строчки.

Он знает, что такое этот пузырь. Иные скажут, что это метафора матки, или еще какую-нибудь чушь в этом роде из области психоанализа. Нет, не то. Этот пузырь – его воображение. Это то, что он пишет. Гвенаэль впускает своих персонажей в самое сокровенное в себе, чтобы дать им шанс спасти свой мир, когда его мир агонизирует и он ничего не может сделать. Писать всегда было для него единственным преобразующим актом. Заронить искру мечты, чтобы рассеять тьму.

Он протирает усталые глаза. Чуть раньше Лили-Анн в очередной раз прервала его, заставив выслушивать долгие технические подробности. У него осталось полтора часа, потом она вытащит его из этого грота хоть силой. Он чувствует, что конец его текста здесь, совсем близко, под рукой. И набирает в грудь побольше воздуха. Финишная прямая.

Ч – 5

Сара бежит по шоссе в густой толпе.

Она только что проснулась, будто кто-то ее подтолкнул, вскочила на ноги и поспешила нетвердой походкой.

Туман мешает ей различать малости свободного пространства на асфальте, и она часто налетает на людей, мешающих ее продвижению. Никто не реагирует – ни на ее спешку, ни на боль, ни даже на ее наготу. Эти люди уже мертвы. Они поставили крест на жизни.

Она пробегает развилку, хочет было вернуться назад… Нет, ее поворот не здесь. Ей нужна следующая дорога влево.

В голове звучит голос Валентина. Мы выходим в море завтра в полдень. Она понятия не имеет, который час. Уже за полдень? Может быть, и нет. Или, возможно, они отложили отъезд на час или два? Сара цепляется за эту хрупкую надежду, припускает быстрей.

Когда она сворачивает с шоссе, ей кажется, что туман редеет.

Ч – 4

Лили-Анн замирает. Вокруг надувной шлюпки, готовой к спуску на воду, замерли все.

За какие-то пять минут туман отчасти рассеялся, лишь влажная дымка теперь окутывает пейзаж. И они обнаружили, что пляж буквально покрыт животными. Олени, косули, зайцы, лошади, волки – кого тут только нет. Они явно здесь уже несколько часов, просто держались в стороне от людей. Они знают, это очевидно, что за ними захлопнулась западня. Приближение взрывов загнало их сюда, но они не решатся войти в бушующие волны, разве что в последний момент, когда будет слишком поздно. Птицы – множество птиц – кружат в небе бесконечными спиралями или удаляются в сторону моря.

Не будь их положение столь отчаянным, Лили-Анн, возможно, оценила бы завораживающую красоту этой сцены. Но она так полна тревоги, что лишь встряхивается и бежит ко входу в грот.

– Гвенаэль!

– Я закончил! – кричит он.

– Браво.

Она искренна. Но бурных выражений восторга не получается.

Гвенаэль чуть медлит, выходя из грота, отчасти привыкая к дневному свету, отчасти удивленный присутствием животных.

– Как в мультфильме Диснея, – шепчет он.

– Угу. И прости за спойлер, но в этой версии Бемби умрет.

Лили-Анн дает ему гидрокостюм, забирает рукопись и упаковывает ее в водонепроницаемый конверт, пока он переодевается.

– Я прочту конец на катере, – уточняет она, засунув конверт между купальником и гидрокостюмом. – Нам пора.

– Уже?

– Да. Сейчас отлив и штиль уже почти час. Если ждать дальше, начнется прилив и пойдет высокая волна. Мы не сможем выйти в море.