Антон Мухин - ЭМАС

Каждая стрелка была соединена кабелем с Главной конторой управления воздушными железными дорогами, где электромеханические машины, выполняя заложенные в них алгоритмы, посылали импульсы, какой из них в какое положение следует встать. Людям нельзя было поручить эту работу: слишком велика цена ошибки, только машины мощностью 7,5 тысячи футов зубчатых передач могли дать нужную точность. Десятки инженеров обеспечивали работу машин, следили за их исправностью и каждую неделю задавали с помощью перфокарт нужные алгоритмы переключения стрелок в соответствии с меняющимся графиком движения.

Инженер путей сообщения Пётр Фадеевич Толоконников, старший смены Главконтупра, жил в роскошной квартире в Волынском переулке, прямо напротив Торгового дома Гвардейского экономического общества, маскароны которого заглядывали в его окна пятого этажа. Квартира эта была выбрана им еще и потому, что находилась недалеко от немецкой лютеранской Петрикирхе на Невском проспекте, куда Пётр Фадеевич ходил на воскресные мессы.

Вот уже третий день он приходил со службы раздраженным, бурчал что-то на приветствия прислуги и односложно отвечал на расспросы жены, Марии Францевны. Она, отчаявшись добиться от супруга хоть чего-нибудь вразумительного, подписалась на все известные ей бюллетени о городских происшествиях и каждый день отправляла кухарку на улицу за газетами. Страшась прочесть в них о ревизии в Обществе воздушных железных дорог или чём-либо подобном.

Строго говоря, волноваться Марии Францевне было нечего: в наступивший век науки и электричества инженеры в Петрограде были самой востребованной профессией и, даже если бы её супруга вдруг рассчитали в воздушных дорогах, он, с его послужным списком, тут же был бы принят в какой-нибудь банк заведовать цехом счетных машин, на службу на завод или даже в ПТА. А судебных последствий она тем более могла не опасаться, так как Пётр Фадеевич был человеком науки, мало интересующимся деньгами.

В субботний вечер, собираясь в Путейный клуб, он всё же рассказал жене, что правительство постановило изъять у Главконтупра и передать ПТА резервный машинный цех. Услышав о такой ничтожной причине печали супруга, Мария Францевна успокоилась и даже развеселилась, решив, как только он уйдет, выйти на Невский, в Пассаж или Гостиный двор, и купить себе какую-нибудь обновку. События же, однако, предстояли самые мрачные.

Клуб инженеров-путейцев располагался в новом неоклассическом сером здании на пересечении Фонтанки и Забалканского проспекта, по другую сторону от Министерства путей сообщения. Угол его формировала высокая башня, поддержанная двумя мускулистыми атлантами — одним славянским, а другим азиатским, с раскосыми китайскими глазами, — олицетворявшими соединение этих двух народов железными линиями рельсов, положенных русским царем. А наверху башни, подсвеченное с четырех сторон прожекторами, сияло огромное крылатое колесо. По прихоти управления воздушными железными дорогами, Забалканская линия в месте своего соединения с линией над Фонтанкой изгибалась и проходила сквозь здание Путейного клуба, в котором помещалась станция. Сто лет назад вельможи строили пандусы, чтобы кареты могли подъезжать прямо к дверям их дворцов, а инженеры подвели к своей парадной сразу железную дорогу.

Заседание клуба обыкновенно начиналось по субботам в шесть. Без четверти Пётр Фадеевич выходил из дверей своего дома, на Невском проспекте садился на трамвай и ехал до Фонтанки, где поднимался на станцию воздушной дороги, паровоз которой отвозил его прямо в клуб. В клубе сегодня только и разговоров было, что о письме, третьего дня написанном Толоконниковым министру.

— Его превосходительство видел ваше письмо, — сразу на входе перехватил инженера товарищ министра Кофман, — и велел передать вам признательность за беспокойство о судьбах железнодорожного сообщения внутри столицы, но, учитывая, что решение носит высочайший характер, он не видит возможности подвергать его обсуждению и доводить до государя ваши опасения считает нецелесообразным.

— Иными словами, Владимир Сергеевич согласен с тем, что я написал, но боится вызвать гнев государыни и потому умывает руки? — усмехнулся Толоконников.

Кофман молча наклонил голову, что в равной степени выглядело и как знак согласия, и как вежливый поклон, означавший окончание беседы, где стороны больше не имеют ничего друг другу сказать.

Под высокими сводами главной залы клуба, украшенной изразцовыми изображениями мостов Транссиба над водоносными сибирскими реками, каждую субботу собирались петроградские инженеры. Хотя клуб был построен путейцами, в него милостиво пускали и всех остальных, но главный голос всё равно имели хозяева. И чем больше рычагов управления повседневностью в городе переходило к машинам, тем важнее становился и клуб. В плане его заседаний на сегодня стояло рассмотрение проекта типовой тяговой подстанции для линии пневматической почты между Петербургом и Москвой, но его отложили из-за письма Толоконникова. Поэтому инженера ждали с вниманием и нетерпением, и лишь жесткие правила, запрещавшие присутствовать на заседаниях кому-либо, кроме членов, оставили за дверью репортеров столичных газет, писак злободневных бюллетеней и политических агентов.

В зале не было специальной трибуны, поэтому инженеры расселись на собранных по всему зданию стульях, а Толоконников встал перед ними и, благодаря прекрасной акустике, мог говорить не напрягая голос.

— Господа, все вы, я знаю, встревожены известием, что 2-й машинный цех Главконтупра планируется передать для нужд обслуживания ЭМАСа. Это не только сомнительная с точки зрения закона процедура, предполагающая отчуждение, хотя и с компенсацией, собственности частного акционерного общества, но и совершенно недопустимая по сути акция. Правительство утверждает, что 2-й машинный цех является резервным, и ссылается на закон, разрешающий изъятие неиспользуемых мощностей в военное время. Однако эти мощности именно что используются. Они дублируют работу основных машин, выполняя те же алгоритмы и, если выдают отличный от них результат, сообщают о произошедшей ошибке. Иными словами, независимо работающие по одинаковым программам машины должны давать одинаковые команды стрелкам на переключение. Надеюсь, вы понимаете всё значение 2-го цеха.

— А бывали ли случаи ошибок? — спросил кто-то из собравшихся, видимо, симпатизировавший идее изъятия машин.

— К счастью, пока нет.

— Откуда бы им тогда взяться?

— Мы опасаемся, что ошибки могут возникнуть, во-первых, из-за неравномерного износа зубчатых передач, которые не удастся скорректировать естественным образом, во-вторых, из-за повреждения картонной перфокарты, с помощью которой машине сообщаются необходимые данные, или по какой-либо иной причине. Наши сотрудники, конечно, осуществляют регулярный контроль за состоянием машин, но этого нельзя исключать. А цена ошибки — сотни человеческих жизней, повреждение железнодорожной сети и транспортный коллапс.