Антон Мухин - ЭМАС

Зубатов замолчал и обвел взглядом присутствующих, оценивая эффект, который произвели его слова. И поймал себя на мысли, что вслед за Ламкертом и Сухоруковым стал склонен к театральности. Видимо, это грех всех, владеющих секретами машин и чувствующих себя распорядителями высших знаний.

Повисла некоторая пауза.

— Вы, верно, Сергей Васильевич, больны, — сказал, наконец, градоначальник.

— Когда мы всеми силами пытаемся остудить общество и сбить панику, вы хотите её только разжечь. По-моему, это какой-то терроризм, — возмутился министр двора.

— Сергей Васильевич, полагаю, не закончил свою мысль, — подал голос Столыпин, но и в нём чувствовалась какая-то неуверенность.

— Именно, Пётр Аркадьевич, благодарю, — подхватил Зубатов. — Как я уже сказал, ограничение коммуникаций приведет лишь к распространению паники. Мы боремся с распространителями информации об узелочниках, но очень выборочно: находим абонентские номера, с которых во все концы рассылаются сообщения пропагандистского характера — то есть те, в которых мы уверены, что они принадлежат членам секты, — и отключаем их. При этом наша задача — не отключать номера реальных обывателей, чтобы не создавалось впечатление, будто власти пытаются что-то скрыть, и не посеять в обществе дополнительную панику.

Вторая часть плана, кроме открытия поиска, состоит в том, чтобы создать некоторое количество бюллетеней, трактующих происходящее в нужном нам свете. В этом нам готов помочь многоуважаемый князь Мещерский, издатель «Гражданина». Так, несколько бюллетеней будут в разных формах проводить мысль, что узелочники — суть сумасшедшие, которыми управляют агенты германского штаба. Другие — что на самом деле число жертв и катастрофичность последствий сильно завышаются силами, заинтересованными в революции. Третьи — что такие аварии бывали и раньше, а также регулярно происходят в Лондоне, Париже, Нью-Йорке и других передовых европейских городах и являются известной платой за цивилизованность общества. Как, например, появление трамваев привело к увеличению числа пострадавших на дорогах. И так далее.

Среди этих бюллетеней абоненты будут находить и некоторое число тех, которые пишут сторонники узелочников. Но таким образом, чтобы они не составляли большинство, и у абонента возникло ощущение, что это — лишь одна из точек зрения на происходящее.

Более того. Со вчерашнего дня работает новый машинный алгоритм, который создает досье на каждого абонента и вычленяет его пристрастия. Если, например, он часто использует в переписке слова «шпион», «германцы» и т. д., то в досье будет стоять пометка «шпиономания». В соответствии с этим досье каждому абоненту в списке найденных будет предлагаться в первоочередном порядке определенный тип бюллетеней. Например, в интересующей нас ситуации если абонент охарактеризован как «патриот», ему будет предъявлено несколько таких, которые призывают сплотиться вокруг государя в этот тяжелый момент войны и внутренних настроений. И между ними — один-два подлинно сектантских.

Зубатов закончил, и в зале повисло молчание.

— Инициативы Сергея Васильевича смелые, неожиданные, — раздался, наконец, решительный голос Столыпина. — Предлагаю их одобрить и согласовать ему дальнейшее развитие предложенных механизмов.

Никто из участников не нашел что сказать, и всякий в глубине души радовался возможности отмолчаться с оставлением всей ответственности на Зубатове и его покровителе.

Об открытии механизма поиска было сообщено электрограммами всем абонентам тем же вечером, и новость сама по себе имела эффект не меньший, чем падение узелочников на рельсы. Из 1,8 миллиона абонентов ЭМАСа его в первые же часы опробовали 400 тысяч, а через сутки — почти 1,2 миллиона. Зубатов ежечасно получал сводные данные о числе и характере искомых слов. Сначала «узелочники», «воздушные железные дороги» и всё, что можно было трактовать как применительное к текущей ситуации, составляло около 30 процентов. Однако скоро абоненты, видимо, изучавшие этот механизм на абстрактных примерах, наигрались, и стали искать то, что их действительно волновало, — к вечеру первого полного дня использования проценты выросли до 70–80.

Князь Мещерский честно отрабатывал свои деньги и создал более 20 бюллетеней разной направленности, которые предъявлялись абонентам вместе с «сектантскими», как их именовали в самом ПТА. Но оценить эффективность этого механизма Зубатов пока не мог.

Спустя два дня совершенно неожиданно прилетел снаряд, видимо, из лагеря, близкого к Александре Фёдоровне, — в Думе правые обвинили Зубатова со Столыпиным в потворствовании разжиганию паники, повторив претензии, звучавшие на заседании совета министров. Воспользовавшись моментом, к этой критике подключились и ненавидевшие обоих социалисты. Официальный орган эсдеков «Наша Заря» прямо заявил, что известный «отец полицейской провокации» Зубатов, «запятнавший себя многочисленными преступлениями», получил в управление ЭМАС и организовал новую провокацию: хочет с его помощью еще более обострить ситуацию и объявить столицу не просто на военном, а на чрезвычайном военном положении. Встревоженный этим массированным ударом с двух сторон, Столыпин велел Зубатову, убедительности красноречия которого он сам только что был свидетелем, ехать в Думу.

Зубатов поднимался на думскую трибуну, чувствуя спиной полные ненависти взгляды обоих крыльев, правого и левого. Только центр сочувствовал ему, да и то — не по сходству взглядов, а по свойству своему всегда поддерживать всё правительственное.

— Многие, — сказал Зубатов, оглядев зал, — упрекают нас, что в минуту паники мы не лишили обывателей возможности сноситься друг с другом, передавая вести, но, наоборот, дали им дополнительные возможности в виде поиска слов в бюллетенях. Тем самым мы якобы потворствовали усилению паники и дали повод членам изуверской секты и далее бросаться под поезда. Это правда.

— Позор! Глупость хуже измены, — раздались крики в зале.

— А теперь пусть тот из вас, кто считает это глупостью или изменой, встанет. И я попрошу господ корреспондентов, — тут Зубатов посмотрел в сторону балкона, на котором по случаю такого действа собралось небывалое число газетчиков, — отобразить в своих статьях, кто именно из членов Думы считает своих избирателей идиотами, не способными разобраться в жизни, от которых нужно скрывать правду.

Кто-то из депутатов вскочил, но, почувствовав себя в глупом одиночестве, тут же сел обратно, а на балконах для публики раздались смешки.

— Тогда я продолжу, — сказал Зубатов. — Привело ли то, что мы сделали, к увеличению катастроф? Я не знаю и никто не знает, но готов это допустить. Кто-то из членов секты, кто в ином случае не бросился бы под поезд, увидев к себе внимание, сделал это. И произошло еще одно падение поезда. И это — цена. Цена, которую мы все — и правительство, и общество — заплатили за возможность знать правду. За правду надо платить, каждый раз разную цену, но всегда — дорогую. Что есть альтернатива? Лишить людей возможности узнавать о происходящем и погрузить их в тьму самых страшных и невероятных слухов. И вот тогда — да. Тогда мы увидим такую панику, такие погромы и бог знает что еще, по сравнению с которыми недавние революционные потрясения покажутся невинными забавами. Правда — вот лучшее оружие против паники. Хотя и да, дорогое.