Роберт Маккаммон - Лебединая песнь

Они пристально смотрели друг другу в глаза. Стояла глубокая тишина, как перед столкновением неодолимой силы и несокрушимой преграды.

— Спаситель! — сказал чей-то голос. — Он дурак и старается поймать тебя на крючок.

Человек с распятиями заколебался, моргнул, и Роланду почудилось, что он видит, как в голове у него вертятся колесики в попытке осмыслить ситуацию.

Из мрака справа от Роланда появилась фигура. Это был высокий худой мужчина лет тридцати, с зачесанными назад темными волосами над глубоко посаженными карими глазами. Со лба назад зигзагом, подобно молнии, шел шрам от ожога, и вдоль него волосы побелели.

— Не трогай его, Спаситель, — сказал он тихо и настойчиво. — У них брат Кеннет.

— Брат Кеннет? — Спаситель в недоумении покачал головой.

— Вы послали брата Кеннета в заложники в обмен на этого человека. Брат Кеннет — хороший механик. Мы же не хотим, чтобы он пострадал, правда?

— Брат Кеннет, — повторил Спаситель. — Хороший механик. Да. Он хороший механик.

— Вам пора, — сказал человек. — Они поют для вас.

— Да. Поют. Для меня.

Спаситель посмотрел на свой кулак, зависший в воздухе, разжал его. Рука повисла вдоль тела. Затем он уставился в пол, его губы задергались в бегающей улыбке.

— Боже мой, боже мой, — нервничал брат Норман, — давайте скорее закончим работу, ребятушки! Он сейчас здесь, и мы хотим, чтобы он выглядел хорошо.

Еще двое неожиданно возникли из тени, взяли Спасителя за руки и повернули его кругом, как марионетку, чтобы гримеры могли закончить работу.

— Ты глупый, дурной язычник, — сказал Роланду человек в очках. — Тебе, должно быть, очень хочется умереть.

— Через шесть часов посмотрим, кто должен умереть, а кто будет жить.

— Бог живет на горе Уорик. Он живет у вершины, где угольные рудники. Я видел его. Я прикасался к нему. Меня зовут брат Тимоти.

— Бог для тебя.

— Ты можешь пойти с нами, если хочешь. Ты можешь присоединиться к нам и пойти искать Бога, чтобы узнать, как умрут нечестивые в последний час. Он все еще там, ожидает нас. Не сомневайся, он там.

— И когда намечается последний час?

Брат Тимоти улыбнулся:

— Это известно только Богу. Но он показал мне, как огонь польется с небес. И в этом дожде потонул бы даже Ноев ковчег. В последний час все несовершенные и порочные будут смыты без следа, и мир снова станет свежим и новым.

— Правильно, — сказал Роланд.

— Да, правильно. Я был с Богом семь дней и семь ночей на горе Уорик. И он научил меня молитве, которую надо произнести в последний час.

Брат Тимоти закрыл глаза, блаженно улыбаясь, и начал декламировать:

Когда он открыл глаза, в них блестели слезы.

— Прогоните отсюда Сатану! — закричал Спаситель. — Выгоните его.

— Шесть часов, — произнес Роланд, но в его мозгах, как гул похоронного колокола, звучала молитва о последнем часе.

— Изыди, Сатана; изыди, Сатана, — нараспев заговорил Спаситель, — изыди, Са…

Роланда вывели из комнаты и вновь передали брату Эдварду, который повел его обратно. Кронингер старательно запоминал все, что видел, чтобы доложить потом полковнику Маклину. Он не обнаружил явных слабых мест, но как только сядет составлять карту дислокации — возможно, одна из них станет очевидной.

Ритуал со световыми сигналами повторился. Роланда вернули к джипу, и снова они с братом Кеннетом разминулись, не глядя друг на друга. Затем он очутился в салоне автомобиля и еще раз с облегчением вздохнул, когда Джад Лоури поехал к огням лагеря «АСВ».

— Повеселился? — спросил Лоури.

— Да. Быстро доставь меня в штаб.

«Но я не вижу Повешенного», — думал Роланд.

Божья молитва в последний час казалась ему знакомой — но это была не молитва. Нет. Это было… Это было…

Вокруг трейлера полковника что-то происходило. Охранники сгрудились у лестницы, и один из них стучал в дверь прикладом винтовки. Едва джип замедлил ход, Роланд выскочил из машины и побежал к трейлеру.

— Что происходит?

Один из охранников поспешно козырнул:

— Полковник заперся изнутри, сэр! Мы не можем открыть дверь, и… Вам лучше послушать самому.

Роланд поднялся по ступенькам, отстранил от двери другого охранника и прислушался.

Сквозь металлическую дверь слышался треск ломающейся мебели и звон битого стекла. Затем раздался звериный вой, от которого бросило в дрожь даже Роланда Кронингера.

— Боже! — сказал Лоури, белея. — Там с ним какое-то животное!

В последний раз, когда Роланд видел полковника, он был прикован к постели и горел в лихорадке.

— Кто-то должен был находиться с ним все время! — рявкнул Роланд. — Что случилось?

— Я только вышел на пять минут покурить! — сказал другой охранник, и в его глазах промелькнул ужас — он понял, что ему придется дорого заплатить за эту сигарету. — Всего на пять минут, сэр!

Роланд забарабанил в дверь кулаком:

— Полковник! Полковник! Откройте! Это Роланд!

Шум перешел в гортанное хрюканье, напоминавшее чудовищный эквивалент всхлипываний. Что-то еще разбилось вдребезги, и в трейлере воцарилась тишина.

Кронингер опять постучал в дверь, отошел назад и приказал охранникам открыть, даже если придется сорвать ее с петель.

Но тут кто-то спокойно поднялся по ступенькам, и к самому замку скользнула рука, сжимавшая нож с тонким лезвием.

— Не возражаете, если я попробую, капитан? — Воздух со свистом проходил через отверстие на том месте, где раньше был нос Альвина Мангрима.

Роланду были отвратительны и Мангрим, и его урод-карлик, который подпрыгивал в нескольких футах от них. Но попробовать стоило, и Роланд выдохнул:

— Валяй.

Мангрим занялся замочной скважиной. Он принялся чуть заметно поворачивать нож вперед и назад, как отмычку.

— Если он закрыл на засовы, то ничего не получится, — сказал он. — Посмотрим.

— Делай что можешь.

— Ножи знают мое имя, капитан. Они говорят со мной и подсказывают мне, что надо делать. Вот этот дает советы прямо сейчас. Он говорит: «Легкость, Альвин, лишь настоящая легкость — иначе ничего не добьешься».

Он аккуратно повернул лезвие, и раздался щелчок.

— Видите?

Засовы оказались не задвинуты, и дверь открылась.

Роланд вошел в затемненный трейлер, Лоури и Мангрим последовали за ним.

— Нам нужен свет! — крикнул Роланд.

Охранник, который проштрафился с сигаретой, зажег фонарь и передал капитану.

В первой комнате царил полный кавардак: стол перевернут, стул разломан на кусочки, а сорванные со стойки у стены винтовки, по-видимому, использовались для того, чтобы разбить вдребезги лампы и мебель.