Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

Он обессилел. Прижавшись спиною к стене Сухоруков сидел на полу и бессмысленно смотрел на опустевшее кресло. «А что если Кузьмичом дело не ограничивается? Что если этих дворников по земле шастает неизвестно сколько?». Рука машинально потянулась к ракушке.

За окном разгорался день, самый чёрный день в его жизни, а может и в жизни всего человечества. Но человечество не ведало о приближающейся катастрофе и безмятежно существовало по однажды заведённому порядку. Дух Сухорукова пал. В какой-то момент он уловил шёпот, истекающий отовсюду. Его звуки наполнили голову, как ящик заводного органчика. Обрывки фраз: «Тщета их жизни очевидна, ибо весь смысл её сводится к поиску смысла.», «Вся команда в сборе? И шкипер здесь? Хорошо.», «Какая наивность полагать, будто бы человек есть нечто большее слагаемых его органов, членов, чувств. Мирочувствие его приземлено и сводится к удовлетворению животных начал.», «А ведь штурман-то наш того, аннигилировал, и о Кузьмиче не слыхать.». Голоса эти теснили все прочие мысли. Сухоруков вскочил, заметался по комнате, и ринулся вон из неё. На кухне обнаружились пятеро неизвестных, толпившихся у окна. Все они походили своими красными, изрытыми оспинами физиономиями на исчезнувшего Кузьмича. Двое из них посасывали вонючие сигарки, источающие кислый дымок. Сатанинские голоса прекратили ему досаждать. Пятеро свирепых лиц Кузьмичей слились в единое пятно, умножив поток ненависти каждого в отдельности.

— Полагаю, этому субчику следует создать условия гипоксии, дабы помучился напоследок, — злодеи-пришельцы напялили на свои мерзкие физиономии кислородные маски.

Сухорукову показалось, что слова эти были сказаны хором, всеми Кузьмичами одновременно. Впрочем, на детали отвлекаться недосуг. Он вдруг почувствовал удушье. Лёгкая судорога пробежала по всему его телу. Перед глазами поплыло, кругом всё завертелось, ещё мгновение, и обморок овладел бы им. Но последним усилием воли он поднял руку с зажатой в ладони ракушкой, и в тут же минуту повеяло очистительным озоновым ветерком…

Электрический звонок несколько взбодрил Сухорукова. Тяжко вздохнув, он побрёл в прихожую. На пороге стоял чем-то встревоженный Гаврилыч. В углу его рта нервно вздрагивала потухшая папироска. Вид соседа был решителен, и Сергей Сергеевич невольно посторонился. Тем временем незваный гость прошмыгнул на кухню, втянул в себя тамошний воздух и открыл окно. Далее он проследовал в комнату, нисколько не считаясь с присутствием хозяина. Сухорукова деятельность соседа начала раздражать. Приняв хмурый вид, он сквозь зубы съехидничал:

— Ты чего это, Гаврилыч, присматриваешь место, где подтопить?

Сосед остановился. Казалось, он только теперь увидал Сухорукова. Взгляд Гаврилыча был страшен. Подумалось, что им можно пришпилить всё живое, что находилось поблизости. Сергей Сергеевич вдруг отметил, что даже жужжание мух прекратилось. Наконец он услыхал ответ:

— Во времена оны я учительствовал. Так вот, как только появлялся в моём классе человечек, названный в честь родителя, так, значит, жди сюрприза. Яблоко, как известно, от яблоньки. Это кем же надо быть, чтоб чадо обозначить собственным именем?

— Ну, ты вот что.

— Где Кузьмичи? — прервал Гаврилыч.

Сухоруков не испугался. Вопрос этот даже нисколько не удивил его. Что-то подсказывало ему, что история с пришельцами не закончилась. Странным образом он обрёл уверенность и готовность к борьбе.

— Не мной сочинены законы мышления. Вспомни простейшие модусы, Гаврилыч, или кто ты там есть на самом деле. Уж коли учительствовал, то разберешься. Если есть А, то есть и В. А есть, значит, есть и В. Но нет В, значит нет и А. Нет Кузьмичей, не было и Кузьмича.

— Не морочь голову, поганец! Да я из тебя. — Гаврилыч осёкся. И было от чего! Прямо на него была направлена смертоносная ракушка.

— Ах, вот оно что! — сосед успокоился и сел в кресло, ещё хранившее тепло зада исчезнувшего дворника. Выражение безразличия являло теперь его лицо. Оно стало походить на физиономию прежнего Гаврилыча, незлобивого выпивохи с потухшими глазами. — Надо полагать, без представления не обошлось. Дай-ка мне эту игрушку, пока дел не наворотил.

— Сиди, где сидишь, не рыпайся.

— Брось, Сергеич, этот фокус не стоит и выеденного яйца. О! Кстати помянутого, — Гаврилыч потянул носом. Из кухни пробивались запахи слегка подгорелой яичницы.

— Кузьмич! Это ты там промышляешь? — крикнул Гаврилыч.

— Угу. Штурман, говорят, аннигилировал.

— Да нет. Подагра у старухи разыгралась. Всё в порядке. Я с ней общался с полчаса назад.

Через минуту появился Кузьмич со сковородой в руке. Подложив на подоконник дощечку, он примостил её туда же, где не так давно ставил чашку. Вскоре послышалось шумное чавканье, прерываемое сопением. Насытившись, Кузьмич собрал остатки жира корочкой хлеба, прикрыл в блаженстве глаза, и кинул благоухающий кусочек в рот. Прожевав, заметил:

— Процесс поглощения пищи поставлен здесь правильно.

— Это до тех пор, пока поджелудочная железа работает, — усомнился Гаврилыч.

— А где же остальные? — нашёл нужным вмешаться в разговор Сергей Сергеевич.

— Сие тебя не касаемо, — отрезал Кузьмич.

— Что значит: не касаемо? — Сухорукова роль статиста в продолжающемся бедламе не устраивала. — Ходят тут разные, объедают, душу тревожат, и — не касаемо.

Он решительно направил рапану на Кузьмича. Но ожидаемого ветерка не последовало. Дворник, ухмыляясь, смотрел на потуги обречённого человечества, вытирая рот широкой ладонью. Откуда было знать Сергеичу, что число фокусов конечно?

В это время в комнату втащилась старуха. Сергей Сергеевич узнал её. Это у неё допытывался Гаврилыч о тех способах моциона, при которых вред здоровью учинить нельзя. Старуха остановилась посреди комнаты. В руке она держала авоську, доверху набитую порожними бутылками и сплющенными банками из-под пива.

— Забавляетесь! А ведомо ли вам, обормоты, что мы раскрыты?

— Кем это?

— Им! — дрожащий крючковатый старухин палец указал на Сергея Сергеевича. — Вот этим вот!

— Так это чепуха, — махнул рукой Гаврилыч.

— Кабы так! Пока Кузьмич, и вся его шайка тут аннигиляцией практиковали, все мои штурманские причиндалы улетучились. Последние мои расчёты восстановлению не подлежат.

— Заново считай, — подал реплику Кузьмич.

— Нечем считать! Вы что же это, не заметили ещё, как мы сильно поглупели за последнее время. Наш интеллектуальный уровень стремительно падает, сравниваясь с уровнем этих, — её палец вновь показал на Сухорукова. — Сверхвозможности утрачиваются. Позавчера я ещё левитацией не манкировала на сон грядущий, ныне — как колода старая, волочусь еле-еле. Мы превращаемся в банальнейших аборигенов. Надо было раньше учесть закон здешний: всякое сборище постепенно снижает свой нравственный и умственный уровень до самого паршивого индивида, стоит ему только появится. Слившись с ними, мы тем самым обрекли себя быть такими же. А кто есть они? Такая вот броня однако…