Вадим Панов - Сверхновый Иерусалим

А какое правильное?

Денни не знал, и явление Адиля воспринял как спасение.

— Можно? — механик осторожно заглянул в приоткрытую дверь каюты.

— Ты ведь всё равно не уйдёшь, — хмыкнул Дженкинс.

— Не уйду.

— Тогда нельзя.

— Спасибо. — Дауд вошёл и уселся в кресло напротив. — Тяжело?

Они слишком давно знали друг друга, чтобы врать.

— Очень, — кивнул Денни.

— Только не думай, что мне решение далось легко, — угрюмо произнес Адиль. — Просто я… — Он покрутил головой. — Тысяча человек — да… Мы их убьём, получается… Но ты не представляешь, кэп, как я устал шататься по галактике. Устал жрать синтетику, спать в каюте, похожей на собачью конуру, и дрожать при мысли о старости в хосписе. Мы видели много спившихся парней, да, кэп?

— И переломанных, — угрюмо подтвердил Дженкинс. — Без рук и ног.

— И таких.

— И сторчавшихся.

— Верно.

— Почему ты думаешь, что не сторчишься, став триллионером? — неожиданно спросил Денни. — Мне кажется, что если у тебя будут деньги, огромные деньги, ты так и закончишь.

— Зато я буду счастлив, кэп, — усмехнулся Адиль. — Это будет мой выбор. С деньгами передо мной откроется множество дорог, но если я решу сторчаться — я сторчусь. Не от горя и безысходности, а потому что захочу.

— Я тебя понимаю.

— Я знаю. — Дауд помолчал. — Мне жаль этих парней с «Иерусалима», но я переступлю через них и забуду. И тебе, кэп, советую поступить так же: переступить и забыть.

— Просто забыть?

— Иначе спятишь.

— Пожалуй… — Дженкинс помолчал, постукивая пальцами по столешнице, посмотрел на старого приятеля и понял, что тот пришёл поговорить не только о монахах. — Что ты ещё припас, Адиль?

В ответ механик хитро улыбнулся:

— Смеяться будешь?

— Когда я над тобой смеялся?

— Довольно часто.

И в этом была правда.

— Нет, не буду, — улыбнулся Денни.

— Тогда слушай. — Дауд выдержал короткую паузу. — Я долго не мог понять, почему мне показалось знакомым название первой планеты, китайской Багары.

— Которую монахи отдали в триста шестнадцатом году?

— Да… — подтвердил Адиль и тут же уточнил: — Они не отдали. Они не отдают. Они сказали, что планета не вписывается в замысел Божий, и просто улетели. А такие же, как мы, охотники за удачей, примчались, оформили право первопроходца и продали её китайскому правительству.

— Так почему название показалось тебе знакомым?

— Потому что в триста девяносто третьем году на Багаре разразилась жуткая пандемия воспаления Гувера, мы эту историю в школе проходили.

— Ого!

— Вымерло девяносто пять процентов населения. Все города были трупами выстланы.

Долго, почти полминуты, Дженкинс молчал, продолжая постукивать пальцами по столешнице, а затем заметил:

— На всех планетах случаются эпидемии, чтоб им дюзы вывернуло.

— Но не от всех планет перед этим отказались монахи.

— Зачем ты это рассказал?

— Затем, что это обстоятельство ничего не меняет, — твердо произнес Дауд, чуть подавшись вперёд. — Охотников много, и если от этой системы откажемся мы, её возьмут другие. И они получат премию. Эта проклятая планета будет открыта, так или иначе. Просто нам не повезло: мы оказались здесь вместе с монахами. И ты подхватил от них принципы.

— Говори о мёртвых с уважением, — негромко попросил Денни.

— Ты решился? — поднял брови Адиль.

— Я не идиот отказываться от триллиона кредитов.

— Судя по всему, вернулся тот кэп, которого я знаю и люблю, — повеселел Дауд.

— Заткнись и позови Сола, — приказал Дженкинс. — Нужно как следует продумать переговоры с Компанией: я хочу выбить из них максимально возможную премию!

— Скажите, отец Георгий, вы верите в чудо? — спросил Павел, самый молодой послушник монастыря святого Николая. — Верите?

— Без чуда наш мир не полон, — мягко ответил игумен. — Я это знаю.

Весь экипаж «Иерусалима» знал историю своего настоятеля, однако сейчас, именно сейчас, когда навалилось предчувствие чего-то страшного, нельзя было не спросить:

— Может, то было не чудо? — робко предположил послушник. — Ведь вы просто вышли в туалет…

— Я не выходил в туалет, Павел, — неожиданно произнес отец Георгий. — Когда раздался взрыв, я стоял около бара. Я курил и болтал с девчонкой из кордебалета. Я услышал взрыв, а потом все закричали, но очень быстро смолкли и полетели вверх. На небо. — Пауза. — А я стоял у стойки и смотрел. Смотрел, как улетают стаканы, бутылки, моя сигара, люди… — Игумен вновь помолчал. На этот раз — довольно долго. — Они улетали и перед смертью смотрели на меня. Они не понимали, почему я не с ними. А я стоял и смотрел. И не понимал их удивления. А потом очнулся в туалете.

— И придумали, что вышли перед самым взрывом?

— Нет, это придумал мой друг, — ответил отец Георгий. — Я поведал ему правду, ничего, кроме правды, он поверил, но сказал, что лучше соврать.

— Потому что больше вам никто не поверил бы?

— Да, — подтвердил игумен. — У меня был хороший друг. Настоящий. Он заботился обо мне.

— Именно так, — согласился послушник.

— Так что я не просто верю в чудеса, — закончил игумен. — Я знаю, что они наполняют наш мир.

— А вдруг на этот раз чудо… — голос предательски дрогнул, но Павел сумел закончить. — …не случится?

— Значит, мы просто примем свою судьбу. Возможно, как испытание.

Они стояли на пустом мостике «Иерусалима» и, не отрываясь, не поворачиваясь друг к другу во время реплик, смотрели на главный корабельный монитор. На изображение «Верной Минни». Смотрели, словно чего-то ожидая. Смотрели, уверенные, что что-то обязательно произойдёт.

И «что-то» произошло.

Раскрылся «цветок подпространства» — радужный многолепестковый вихрь, — и из него выплыл чёрный корабль без опознавательных знаков и с отключенным передатчиком. Немой и смертоносный.

— А вот и палачи Компании, — сказал отец Георгий и грустно улыбнулся: — Жаль, но порок одержал очередную победу.

— Мне страшно, — тихо произнёс Павел.

— Это всего лишь убийцы, — ровным голосом ответил игумен. — Что они могут нам сделать?

А через секунду последовал залп.

Два! Два залпа!

И второй стал полной неожиданностью для экипажа «Верной Минни».

Сначала ударил чёрный киллер. Появился, сотворив «цветок» точно там, где указал Дженкинс, и сразу ударил.

— Каждый из нас только что стал богаче на полтора триллиона, — резюмировал Адиль, поднимая стакан с виски. — Поздравляю, друзья!

— Я знал, что нам повезёт, — рассмеялся Кан, внимательно наблюдая за тем, как торпеда мчится к обречённому монастырю.

— Это всего лишь фанатики, — напомнил себе Дженкинс, поднося стакан ко рту.

И замер.

Потому что за секунду до того, как в «Иерусалим» вонзилась торпеда, киллер вдруг переломился. Примерно посередине. Будто невидимый ребёнок взялся за нос и корму чёрного и шваркнул о колено.