Вадим Панов - Сверхновый Иерусалим

— Как? — пролепетал изумленный Сол.

— Мама! — поддакнул Адиль, роняя стакан.

А Денни понял:

— Сигма-пушки! — И ткнул пальцем в местную луну, из-за которой величественно выплывал крейсер. — Это русские!

— Откуда они взялись?

— Уходим!

Денни, Адиль и Сол бросились по местам, в надежде спрятаться в подпространстве, прыгнуть, спастись, ускользнуть от страшного крейсера, но поздно. Слишком поздно. Ни один корабль не способен уйти в межзвёздный переход за те секунды, которые понадобились русским артиллеристам, чтобы вычислить и захватить вторую цель.

И в тот самый миг, когда Дженкинс плюхнулся в капитанское кресло, взвыло предупреждение о боевом захвате, а на мониторе загорелся сигнал экстренного вызова.

— Отвечай, — обреченно вздохнул Адиль. — Мы не успеем.

— Знаю.

Денни соорудил на лице непонимающее выражение, нажал на кнопку ответа и уставился на белокурого офицера в белоснежной форме с золотыми погонами. Офицер смотрел на разведчика очень жёстко, как на врага, но представился по всем правилам:

— Капитан первого ранга Горчаков, командир лёгкого крейсера «Брусилов», Императорский Космический флот.

— Капитан Дженкинс, командир…

— Я знаю, кто вы, — поморщился русский. И перешёл на короткие, отрывистые фразы, показывая тем самым, как неприятно ему общаться с разведчиком: — Вы на прицеле. Двигатели не включать. Включите — расстреляем. Абордажная команда в пути. Команда «Минни» переходит ко мне на борт и будет заключена под стражу…

— В чём нас обвиняют?

— Заговор с целью убийства двух и более человек. — У Горчакова заходили желваки, но он продолжил официальным тоном: — Мы перехватили ваши переговоры с Компанией, капитан Дженкинс, и записали их. Вам потребуется чертовски хороший адвокат. — Пауза. И после неё русский, не сдержавшись, взмахнул кулаком: — Проклятье! Я был уверен, что мы выйдем из подпространства раньше убийц!

Денни закусил губу. Сол громко всхлипнул. Адиль же молчал, оглушённый и растерянный. Им снова не повезло.

— И спасти вас может только чудо, — закончил Горчаков, бросив взгляд на погибающий «Иерусалим». — Только чудо…

С крейсера стартовали шаттлы — несмотря ни на что, капитан «Брусилова» распорядился провести спасательную операцию, но все знали, что надежды мало.

Надежды нет.

«Иерусалим» падал.

Горел и падал.

Катастрофа повредила часть посадочных двигателей, а оставшиеся не могли ничего изменить. Надрывались, но не могли.

«Иерусалим» падал.

Торпеда расколола монастырь на три части. «Тягач» завертелся, закувыркался, ушёл прочь от планеты, словно намереваясь спрятаться за второй луной, но не добрался, разумеется — взорвались системники, превратив межзвёздную машину в груду космического мусора. А грузовой и пассажирский отсеки развалились ещё при взрыве торпеды, образовав на орбите печальное облако обломков.

Но при этом до сих пор никто не погиб, поскольку весь экипаж «Иерусалима» собрался в самом защищённом отсеке корабля. В том, который не улетел и не развалился, а, покружив немного, начал неуправляемый спуск к планете, постепенно набирая скорость и окутываясь пламенем — результатом жуткого трения при входе в атмосферу.

Разрушаясь и раскаляясь.

Кто-то плакал — да. И сейчас это не было стыдным.

Кто-то молился — да. И сейчас это было уместным.

Кто-то ушёл в себя, кто-то смотрел на иконы, кто-то пытался говорить и даже кричать — от страха, а игумен Георгий зажёг тоненькую свечу, улыбнулся и произнёс мягким, прекрасно поставленным голосом:

— Чудо, братья! Чудо случится сегодня, нужно лишь верить. Мир примет Храм, поскольку есть в нём любовь и благодать. Полюбите этот мир, братья, потому что он — наш. Полюбите — и случится чудо! Полюбите!

Тоненькая свеча в его руке не дрожала.

Отец Георгий улыбался.

«Иерусалим» падал, неся новому миру свет своего огня…