Кира Калинина - Fabula rasa, или Машина желаний [СИ]

Просыпаясь после таких снов, Сонанта начинала думать, что всё и впрямь может быть хорошо, даже лучше, чем раньше. Или ей так казалось оттого, что рядом почти всегда оказывался Руана, который приятно держал её за руку и глядел туманным улыбчивым взглядом, не похожий на себя, но такой замечательный.

* * *

— …И вот что я вам скажу. Жили они долго и счастливо. Детей, правда, не народили, но сдали свой генетический материал в Банк Освоения, так что, может статься, отпрыски у них всё-таки заведутся. Только вряд ли родители дождутся от них «спасибо», потому что разве это радость родиться из пробирки где-нибудь в непролазных джунглях или в топких комариных болотах, или в горячих песках, ну да хотя бы на пыльном космодроме, как этот!

Рассказчик, коротышка с мятым, пропитым лицом и длинными нечёсаными космами, мазнул взглядом по раскуроченному полю, где среди наваленных кучами глыб монобетона торчали корявые хребты строительных машин. Потянул носом пыльный воздух, чихнул, поскрёб, задрав подбородок, щетинистую шею — кадык торчком — и рыгнул.

— Но всё-таки хорошо, что вы, на Аркадии, решили расширить свой космодром. Если поведёте дело с умом, может, и в люди выбьетесь.

С полдюжины рабочих в грязных форменных рубахах и куртках молча кивнули, остальные ничем не ответили. Они были приезжие, и их ничуть не заботило, что будет с Аркадией, — они явились потому, что на Централи для такого отребья не нашлось работы. А аркадские строители хоть и кивнули, но промолчали, потому что расширять космодром решили вовсе не они.

— Ладно, вы тут посидите, — сказал рассказчик, хитро ухмыляясь, — а я до ветру сбегаю.

Он ещё разок глотнул из огромной потной кружки, крякнул и юркнул в темноту.

Рабочие поглядели ему вслед и тоже взялись за кружки. Вроде этот тип ничего такого не говорил, и чего они заслушались? Аж харч остыл.

Бар «Звёздный» был так себе забегаловка, тесный вагончик да широкий навес, под которым на голой земле сгрудились стаей пластиковые столы. Единственный автоматический пылесос, который был в баре, давно сломался, теперь приходилось посылать разносчицу, чтобы дважды в день смахивала со столов пыль. Она могла бы и вовсе этого не делать, потому что когда она заканчивала, на столах оказывалось пыли ничуть не меньше, чем когда она начинала. Пыль хрустела на зубах, но каждый вечер бар бывал полон, и два других — «На взлёте» и «Крошка Мосси» — тоже.

Коротышка долго не возвращался, и четверо, которые делили с ним столик, заволновались. Уходя, он бросил на стул мятую выцветшую шляпу, на спинке болтался широкий пыльник. На столе остались кружка, шеренга пивных бутылок и пара здоровенных, но пустых уже тарелок — вроде парень весь вечер не закрывал рта, а умудрился навернуть целую гору тушёного мяса и миску макарон.

Немолодой уже аркадец, который получал в восемь раз меньше, чем рабочие с Централи, но всё равно почти каждый вечер торчал в «Звёздном», громко сказал:

— Во козёл! Нажрался и свалил. А платить-то кому — нам?

Пошли искать, но повстречали только страшного, как чёрт, кота, который сидел там, где комья вывернутой с мясом земли сгребли в уютные кучи, и тёр лапой нос. На него топнули, цыкнули. Кот подскочил, как мячик, и пропал в ночи.

Целую неделю потом сердитый работяга с приятелями выглядывал пройдоху-коротышку на космодроме и по посёлку, но тот как сквозь землю провалился.

А тяжёлые грузовики строительной компании день и ночь ревели над тихими когда-то улочками, где по растрескавшемуся асфальту прогуливались пухленькие мечтательные барышни и задирали мордочки к облакам. За облаками, высоко-высоко, прятались звёзды. Барышни жмурили глазки и томно вздыхали, ощущая в груди пробуждение неясных и тревожных желаний. А между ними сновал чумазый лишайный кот на длинных лапах и нагло ухмылялся