Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

— Я в винах не разбираюсь, — спокойно возразила она. — Хотя это мне больше нравится.

— Но ты… — от изумления он глотнул столько, что даже подавился. — Ты так уверенно говорила!

— Ещё бы. С чего ему переводить на нас хорошее вино? Детишки устали от жары, наелись пыли на дорогах и проглотят любую дрянь, не разбирая вкуса. Я ничем не рисковала.

— Но он мог вообще вина не приносить! Я же объяснял, на Пути нельзя требовать. Просто брать, что дают, даже воду и чёрствый хлеб. Обычно о нас заботятся, делятся лучшим, но ведь только из доброты.

Девушка скептически поджала губы и покачала головой. По её волосам метнулись огненные блики.

— Я-то думала, ты понял… Да он лишь потому побежал усмирять тех шутников, что я из-за вина шум подняла. Тоже решил: леди с Вершины. А заговори я сразу про Вила, снова начал бы пялиться на твой плащ и гадать, Рыцарь ты или нет. Видел его глаза, когда вначале сказал, что Вил тебе не мешает?

Энтис тяжело вздохнул и наполнил свою кружку до краёв. Вино багровой лужицей потекло на стол.

— Ведь должен был кто-то за него заступиться. Если уж ты не хотел.

Он протестующе вскинул голову.

— Я хотел! Я ненавижу, когда с ним так… но он запретил, из-за плаща… Мне было бы нетрудно!

На её губах появилась знакомая неясная улыбка. Он стиснул кружку, чувствуя, как горит лицо.

— Ты всё правильно сделала, Аль. И ты… и правда, особенная. В тебе нет простоты. Я ощущаю большую тайну… — он смущённо рассмеялся: — Я, наверное, от вина болтаю глупости. Странности, тайны… смешно, да?

Она рассеянно погрызла косточку и, размахнувшись, бросила её лежащей у камина рыжей кошке. Кошка ловко поймала дар, прижав к полу лапкой; её зелёные глаза ярко блеснули. Энтис слегка вздрогнул: девушка и кошка были словно одной породы и прекрасно понимали друг друга.

— Нет, — задумчиво промолвила она, — это не смешно, Прекрасный Рыцарь. Ни капельки.

___

— Ты слышал, что она вспоминает?!

Им досталась, похоже, лучшая из комнат: шёлковые занавеси, мягкие кресла, всё вымыто начисто, постель белее снега и пахнет миалами… Едва хозяин их туда увёл, и до всех дошло, что странная пара — Рыцарь и высокая леди, любящие менестрелей, — уже меня не защитит, пенью пришёл конец: местные весельчаки пустились забавляться по-своему. Слава богам, на словах, а не кулаками. Сейчас я бы точно не сдержался, а появиться перед нею в следах от драки… а следы были б наверняка, и орденская выучка не спасла бы… нет, спасибо. А идиотские шутки я как-нибудь потерплю. Тем более, не при ней .

Я и терпел, народ помирал со смеху, всё шло просто расчудесно, и тут вернулся хозяин и сообщил: миледи и милорд требуют менестреля, желая насладиться пением без гомону, жеванья и прочих грубых шумов. Шутники огорчились — только разошлись, а у них отняли игрушку! — а хозяин, прихватив пару бутылок вина, потащил меня наверх: сперва показал моё собственное жилище на эту ночь, каморку на чердаке (тут-то мы с Энтом сейчас и сидели на шаткой лежанке), а потом — в ту самую комнату. К ней .

— Что же это, скажи мне, что?!

— Не кричи, крыс перебудишь. — Я отнял у него бутылку, торопясь глотнуть хоть разок: он в неё прямо вцепился, уже выпил больше трети, а обо мне словно и позабыл. Ещё бы, такая мелочь. — Как я мог её слышать, если вы беседуете тихими голосами, да меня часто и рядом-то нету?

— Какие, в трясины, тихие голоса?! Кролика в траве, значит, слышишь — а нас, в двух шагах, нет?

Ничего себе! Больше года прошло, а он помнит.

— Кролика я слышал из-за дара, ты же знаешь. Да, я от тебя таился тогда. И если память у тебя такая замечательная, припомни: я за это уже извинялся. А ты вроде простил. Так вина уходит с искуплением или всё-таки нет?

Я закипал и отлично знал: вот-вот сорвусь окончательно… ну и плевать.

— Объясни, прошу тебя. Окажи мне эту честь. Мне ещё раз попросить прощения? Или чего-то другого попросить?

Интересно, он когда-нибудь выучится не краснеть?

— Прости. Уходит. Память — нет. Я понял, когда впервые просил искупления… у Мейджиса. А отец… я тоже понял тогда: он никогда не делал мне больно, только на тренировках. Лишь раз, и то было не искупление… но я не о том. Ты платишь, вина уходит, но помнит и он, и я, и все, кто смотрел. Наверно, забыться должны чувства. У меня — чувство вины, у него — обиды и гнева. Но память остаётся.

— Так зачем лезть под кнут? Пусть запомнят, как ты унижался, выпрашивая наказание, а потом тебя в цепях в эллине, твоё лицо в слезах, кровь на губах, которые ты прокусишь, чтобы не орать от боли?

Мне казалось, он меня ударит. Или хочет ударить, но не может, потому что обещал не делать этого.

— В эллине я одного тебя видел. Почему унизительно признать вину и просить, чтоб тебе позволили заплатить? Унизительно притворяться, будто вины нет, выставить себя камнем без чувств или дураком, неспособным постичь, что он натворил. Кричать — тоже, но тренировки учат нас терпеть боль достойно. Но тебе это не пригодится, вот в чём дело.

Он глядел в пол, на стены, на окно — его взгляд скользил, не касаясь меня.

— Не будет такой боли, чтобы ты не мог сдержать крика. Мы же братья. Мы любим друг друга. Разве тот, кто тебя любит, станет причинять тебе настоящую боль?

— Только тот, — тихо сказал я, — кто любит тебя и кого любишь ты, сумеет причинить тебе настоящую боль. Ту, от которой ты не умрёшь, но сам пожелаешь смерти. Всем остальным это не под силу.

Наконец-то он смотрит на меня. В комнатке всего одно крохотное грязное оконце, и лампы тут нет, а снаружи давно уже стемнело. Без его глаз мне было слишком холодно во тьме.

— Извини. Я не хотел, чтобы про эллин вышло так грубо. Просто я устал… Я понимаю, Энт. Правда.

— Она помнит себя с мечом, Вил. Верхом. В белом плаще. Вспомнила, когда ты пел балладу о гибели Шера. Она не может назвать растений, а для чего они годны — повертит, понюхает и наверняка угадает. Ещё — ты часто видел книги за Чертой? Арасинец-чистокровка стоит меньше иной книги. А она помнит их много .

Он отрывал бутылку от губ, говорил пару слов и пил снова, лил в себя не очень-то слабое вино, будто воду.

— Мне уже снятся кошмары. Наверно, дальше я окончательно свихнусь и кого-нибудь убью, или возьмусь читать твою Книгу, или брошу Вызов Звезде… Вил, ради Мерцания, кто она?!

— Слушай… — почему-то (может, из-за вина?) привычный страх перед Звездой не заткнул мне рот. — Я могу войти в её сеть. Ну, осторожненько заглянуть. Будто в окошко меж ставней, в щёлочку.

— Нет, — резко оборвал он.

— Энт, если б я не умел, не предлагал бы. И поблизости нет Вэй.

— Пока.

Он кинул на пол пустую бутылку.

— Вил, обещай мне никогда не касаться её сети. Обещаешь?

— Нет. Сейчас — ладно, мне самому не очень хочется. Но насчёт «никогда» я обещать не стану, эджейан.