Генри Олди - Сын Ветра [litres]

– Все, комиссар? Все абсолютно?

– Все.

– Хорошо.

Наверное, в этот момент Линда впервые заподозрила, что ошиблась в своих выводах насчёт стержня Удо Йохансона. Но укрепиться подозрениям не дала, развивая успех:

– Далее шлите результаты экспертизы, которую вы провели самовольно…

– Вы забываетесь, комиссар.

– Я?

– Да, вы. Кто меня сдал? Лонгрин?

– Не ваше дело.

– Значит, Лонгрин. Ладно, так даже проще. Я не стану вам ничего высылать, комиссар.

– Правда? Вы осознаёте последствия, доктор?

– Чепуха, какие ещё последствия! Я вышлю вам ссылку на сайт Министерства научного развития Ларгитаса. В разделе регистрации авторских прав лежит оформленная по всем правилам моя заявка на гипотезу. Государственный сбор в размере ста шестнадцати экю уплачен. Заявке присвоен порядковый номер, решение о регистрации уже принято. К заявке приложены все затребованные вами материалы, и даже больше. На них стоит гриф «свободный доступ». Копайтесь на здоровье, я не против.

– Регистрация? Заявка на гипотезу?!

– Это Ларгитас, комиссар. Наука превыше всего. Все обработанные мной данные не имеют грифа секретности. Все получено законным путём. Даже волновой слепок мальчика болтается по вирту в тысяче мест, ещё со времён Отщепенца.

– А ваш разговор с кавалером Сандерсоном? Встреча в столовой? Это тоже там есть?!

Некоторое время Йохансон молчал.

– Нет, – он тряхнул гривой светлых волос. – Но полагаю, эта запись есть у вас.

– О чем вы беседовали? Если на самом деле, а?

– Не ваше дело, – недавний Линдин пассаж рикошетом вернулся к комиссару. – И не смейте угрожать мне последствиями. Мне бы не хотелось ссориться с Т-безопасностью. Но, боюсь, вас не поддержат ни коллеги, ни руководство, если вы продолжите действовать в том же духе. Хотите публичного скандала?

– В чём же вы меня обвините? В давлении на вас? Это недоказуемо.

– Я обвиню вас в попытке украсть мою гипотезу.

– Что? Вы сошли с ума!

– Допустим.

– Это ложь!

– Разумеется. Вы пишете наш разговор?

– Нет.

– А я пишу. Я вырежу лишнее и опубликую необходимое.

– С меня снимут ментограмму разговора! Она подтвердит…

– Для менталов – подтвердит, да. А обычная публика будет размахивать моим обвинением и подрезанной записью. Вы меня не поняли, комиссар. Я не собираюсь хлопотать о тюремном заключении для вас. Мне хватит шумихи. А вам?

Линда прервала сеанс связи.

И вот сейчас, скачав с сайта материалы Йохансона, получив от Фрейрена недостающее, комиссар стояла перед рабочими сферами, стояла в одиночестве, в тишине палаты, рассчитанной на вип-пациентов, и раздраженно кусала губы. Антис, конвоирующий Натху, оказался Гюнтером Сандерсоном, отцом мальчика, живым и здоровым, если так можно заявить о существе, состоящем из волн и полей. Но вспоминать поражение в беседе с Йохансоном было мучительно.

Третий мозг – верней, волновой слепок третьего антиса – оказался незнакомым. В каталоге ментограмм, снятых с эмпатов и телепатов Ларгитаса, он отсутствовал. На всякий случай Линда проглядела каталог менталов неларгитасского происхождения – тех, кто согласился сдать ментограмму для публикации.

Третьего не было и там.

– Бреслау, ты в курсе? – вслух спросила Линда. – Нет? Да? И если да, не был ли ты в курсе с самого начала?

Комиссара Рюйсдал мучило подозрение. Кажется, она забралась в опасную чащу. Обратный путь скрылся за деревьями. Впрочем, Линда не собиралась поворачивать.

– Давит, – пожаловалась доктор Ван Фрассен.

Она выскребла ложкой со дна миски остатки варева:

– Давит, говорю. Чувствуете?

– Что давит? – не понял Гюнтер.

– Саркофаг. Меткое название, поздравляю. Нас тут похоронили заживо. Вернее, это я нас тут похоронила. Как вам наш коллективный могильщик? В смысле, я? Нравлюсь?

– Вы всех спасли!

– Не болтайте чепухи.

– Термоядерная бомбардировка с орбиты… Вы сами рассказывали!

– Вот я и думаю: не лучше ли было сразу?

– Не лучше, – сердито буркнул Гюнтер.

Он вернулся к еде. В суп доктор щедро сыпанула подозрительной на вид комковатой смеси, похожей на просроченный пищевой концентрат – не в общий котел, а в отдельные миски: себе и кавалеру Сандерсону. Смесь отдавала тухлятиной. Гюнтер сперва думал, что его стошнит, но быстро привык, можно сказать, втянулся. Суп даже начал ему нравиться: сытный, наваристый.

– Что это?

– Сушёное мясо фага.

– Что?!

– Спецпаёк.

– Криптиды? – Гюнтер задохнулся. – Вы начали их резать?!

Натху, едва не выкрикнул он. Что я скажу сыну?!

– Целы ваши криптиды, – Регина криво усмехнулась. Под глазом женщины билась синяя жилка. – Целёхоньки, не переживайте. Они ещё нас с вами переживут. У меня осталась заначка. Ешьте, не отра́витесь.

– Понос? Расстройство желудка?

– Исключено. Оно восстанавливает силы. Наши силы.

Регина сделала упор на слово «наши». Мясо флуктуаций восстанавливает силы менталов? Вот уж воистину: Шадруван – планета чудес!

Век бы её не видеть…

Прежде чем отправиться в медблок, шах призвал пред высочайшие очи хайль-баши Абд-аль-Ваккаса с младшими офицерами.

– Защищать посольство! – объявил он. – От любых посягательств! Пока колдуны будут исцелять наши раны, воля посла Зоммерфельда – наша воля! Его слова – слова царя царей. Выполнять!

Воины простёрлись ниц – обычная реакция на шахские капризы – и Гюнтер повёл марионетку в медблок. Уходя, он слышал, как воспрявший Николас Зоммерфельд отдаёт распоряжения на языке, которого Гюнтер не знал.

При виде нового пациента врач побледнел как мел и – о да! – рухнул ничком.

– Подъём, – сказал ему Гюнтер своим собственным голосом. – Он в медицинской коме. Я контролирую моторику. Куда его положить?

– Что? Что с ним?!

Врач с неподдельным ужасом глядел на козлорогого кавалера Сандерсона. Жуткое лицо царя царей не вызывало у врача таких острых эмоций.

– Ожог расплавленной сталью. Остальной диагноз за вами! – не сдержавшись, рявкнул Гюнтер. – Кто тут врач, вы или я?!

– Вы, – честно ответил врач. – Если по мозгам, то вы.

Судя по всему, врач просился в пациенты.

– Ну да, и я тоже. Короче, делайте всё, что в ваших силах. Как там мой сын?

– Спит.

– Вот пусть и этот спит. Не волнуйтесь: он пробудет без сознания минимум сутки. Действуйте! Вас ждут ещё раненые.

Насчёт «не волнуйтесь» Гюнтер, конечно, загнул. Врач был на грани истерики, но приводить его в норму – нет, на это у кавалера Сандерсона не осталось никаких сил, ни телесных, ни душевных. Уложив Шехизара на манипуляционную кушетку, он разорвал ментальный контакт, сбросив с себя непосильную ношу – и обернулся к Натху. Мальчик по-прежнему лежал на полу, на матрасе, вернее, на двух матрасах. Под голову ему подсунули диванную подушку. У импровизированного изголовья в позе лотоса сидел невозмутимый Горакша-натх.