All Flesh is Grass

— Они?

Well, either there were three of them—or one who used three different voices. Strange as it may sound to you, it seemed to me as if it were one person who used different voices.”

He picked up the glass and gulped at it again. He held it up to the light and saw in what seemed to be astonishment that it was nearly empty. He hoisted himself out of the chair and went to get the bottle. He slopped liquor in his glass and held the bottle out to me.

— Ну, не знаю — либо их было трое, либо там кто-то один три раза менял голос. Конечно, это очень странно, но, по-моему, один и тот же человек говорил на разные голоса.

Шервуд опять жадно глотнул виски. Поднял бокал, посмотрел на свет и, кажется, очень удивился, что там уже только на донышке. Тяжело поднялся и пошел за бутылкой. Налил себе, чуть расплескав, потом протянул мне бутылку.

“I haven't started yet,” I told him.

He put the bottle on the desk and sat down again.

“OK,” he said, “you've come and talked with me. It's all right to take the job. Pick up your money and get out of here. More than likely Nancy's out there waiting. Take her to a show or something.”

Я еще не начинал, — сказал я.

Он поставил бутылку на стол и опять сел.

— Ладно, — сказал он. — Вот ты пришел и мы побеседовали. Все в порядке. Соглашайся на эту работу. Бери свои деньги и ступай. Нэнси, верно, тебя заждалась. Своди ее в кино или еще куда-нибудь.

“And that's all?” I asked. “That is all,” he said.

“You changed your mind,” I told him. “Changed my mind?”

— И это все?

— Все.

— Значит, вы раздумали, — сказал я.

— Раздумал?

“You were about to tell me something. Then you decided not to.”

He looked at me levelly and hard.

“I suppose you're right,” he said. “It really makes no difference.”

“It does to me,” I told him. “Because I can see you're scared.”

— Вы хотели мне что-то сказать. А потом передумали.

Шервуд холодно, в упор посмотрел на меня.

— Вероятно, ты прав. Но это все равно.

— А мне не все равно. Я ведь вижу, вы чего-то боитесь.

I thought he might get sore. Most men do when you tell them they are scared.

He didn't. He just sat there, his face unchanging.

Then he said: “Start on that drink, for Christ's sake. You make me nervous, just roosting there and hanging onto it.”

Я ждал, что он обозлится. Кому приятно, когда тебя назовут трусом.

Но он не обозлился. И даже не поморщился, сидел как каменный. Потом сказал:

— Пей же, черт подери. Смотреть на тебя тошно, сидит тут — и ни с места!

I had forgotten all about the drink. I had a slug.

“Probably,” he said, “you are thinking a lot of things that aren't true. You more than likely think that I'm mixed up in some dirty kind of business. I wonder, would you believe me If I told you I don't really know what kind of business I'm mixed up in.”

Я отхлебнул глоток виски: я соврем забыл про свой бокал.

— Вероятно, ты вообразил себе всякие небылицы. И, конечно, подозреваешь, что я ввязался в какие-то темные дела.

Вряд ли ты мне поверишь, но представь, я и сам не знаю, в какие такие дела я ввязался.

“I think I would,” I said. “That is, if you say so.”

“I've had a lot of trouble in life,” he said, “but that's not unusual. Most people do have a lot of trouble, one way or the other. Mine came in a bunch. Trouble has a way of doing that.”

I nodded, agreeing with him.

— Да нет, я вам верю, — сказал я.

— Чего только я не натерпелся на своем веку, — сказал Шервуд. — Да разве я один. У каждого свои беды — не одно, так другое. На меня свалилось все сразу. Так тоже часто бывает.

Я покивал в знак согласия.

“First,” he said, “my wife left me. You probably know all about that. There must have been a lot of talk about it.”

“It was before my time,” I said. “I was pretty young.”

— Началось с того, что меня бросила жена. Это ты, конечно, знаешь. В ту пору, надо думать, все милвиллские сплетники только об этом и говорили.

— Не помню, — сказал я. — Тогда я был еще мальчишкой.

“Yes, I suppose it was. Say this much for the two of us, we were civilized about it. There wasn't any shouting and no nastiness in court. That was something neither of us wanted. And, then, on top of that I was facing business failure. The bottom went out of the farm machinery business and I feared that I might have to shut down the plant. There were a lot of other small farm machinery firms that simply locked their doors. After fifty or sixty or more years as going, profitable concerns, they were forced out of business.”

— Да, верно. Скажу одно, оба мы вели себя вполне пристойно. Ни крику, ни скандалов, никакой грязи на суде. Всей этой мерзости мы постарались избежать. И сразу после развода — банкротство. В производстве сельскохозяйственных машин разразился кризис, и я боялся, что придется закрыть фабрику. Очень многие мелкие предприятия тогда прогорели. Держались по пятьдесят, по шестьдесят лет, приносили солидный доход, а тут лопнули.

He paused, as if he wanted me to say something. There wasn't anything to say.

He took another drink, then began to talk again. “I'm a fairly stupid man in a lot of ways. I can handle a business. I can keep it going if there's any chance to keep it going and I can wring a profit from it. I suppose that you could say I'm rather astute when it comes to business matters. But that's the end of it. In the course of my lifetime I have never really had a big idea or a new idea.”

Шервуд помолчал, словно выжидая, не скажу ли я чего-нибудь. А что было говорить?

Он налил себе еще виски и продолжал:

— Во многих отношениях я просто глуп. Я умею вести дело. Умею поддерживать фабрику на ходу, пока есть хоть какая-то надежда, пока можно из нее выжать хоть какие-то гроши. У меня, видно, есть хватка, есть способности. Но и только. За всю жизнь я ни разу не додумался до чего-нибудь нового, до чего-нибудь значительного.

He leaned forward, clasping his hands together and putting them on the desk.

“I've thought about it a lot,” he said, “this thing that happened to me. I've tried to see some reason in it and there is no reason. It's a thing that should not have happened, not to a man like me. There I was, on the verge of failure, and not a thing that I could do about it. The problem was quite simple, really. For a number of good economic reasons, less farm machinery was being sold. Some of the big concerns, with big sales departments and good advertising budgets, could ride out a thing like that.

Он подался вперед, крепко стиснул руки и оперся ими на стол.

— Я все ломаю голову, — сказал он. — Все пытаюсь понять, что же произошло? Почему именно со мной? Невозможно понять! Не должно это было со мной случиться, не такой я человек. Мне грозило разорение, и ничего я тут не мог поделать. В сущности, все это проще простого. Спрос на сельскохозяйственный инвентарь резко упал, на то были веские экономические причины. Крупным фирмам, у которых свои крупные магазины и вдоволь денег на рекламу, такая передряга не страшна.

They had some elbow room to plan, there were steps that they could take to lessen the effects of the situation. But a small concern like mine didn't have the room or the capital reserve. My firm, and others, faced disaster. And in my case, you understand, I didn't have a chance. I had run the business according to old and established practices and time-tested rules, the same sort of good, sound business practices that had been followed by my grandfather and my father.

У них есть простор, они могут перестроиться, как-то извернуться, смягчить удар. А таким, как я, тесно, у нас нет в запасе ни лишних возможностей, ни лишних денег. Моему предприятию, как и многим другим, грозил крах. Пойми, мне совершенно не на что было надеяться. Я вел дело по старинке, по испытанным и проверенным канонам, как до меня мой дед и мой отец.

And these practices said that when your sales dwindled down to nothing you were finished. There were other men who might have been able to figure out a way to meet the situation, but not me. I was a good businessman, but I had no imagination. I had no ideas. Ad then, suddenly, I began to get ideas.

But they were not my own ideas. It was as if the ideas of some other person were being transplanted to my brain.

А каноны эти говорят: если ты больше ничего не можешь продать, значит-все, крышка. Другие, может, исхитрились бы, нашли какой-то выход, а мне это не под силу. Делец я толковый, но у меня нет воображения. Мне не хватает новых идей. И вдруг, ни с того ни с сего, у меня начинают возникать новые идеи. Но они не мои. Как будто мне их внушает кто-то другой.

“You understand,” he said, “that an idea sometimes comes to you in the matter of a second. It just pops from nowhere. It has no apparent point of origin. Try as you may, you cannot trace it back to anything you did or heard or read. Somehow, I suppose, if you dug deep enough, you'd find its genesis, but there are few of us who are trained to do that sort of digging.