All Flesh is Grass

— Но ведь этому нет конца, — сказал Шервуд. — Будь оно все позади, я бы выкинул это из головы. Если б мне вдруг помогли избежать разорениях — ну, ладно. Но конца-то не видно. Как будто я раздвоился, что ли: есть обыкновенный, всем известный Джералд Шервуд, который сидит вот за этим самым столом, а есть еще какой-то другой, и он думает за меня.

The ideas kept on coming and some of them made a lot of sense and some made no sense at all. Some of them, I tell you, were out of this world, literally out of this world. They had no point of reference, they didn't seem to square with any situation. And while one could sense that they had potential, while there was a feeling of great importance in the very texture of them, they were entirely useless.

Все время на ум приходит что-то новое, иногда только диву даешься, до чего здорово, а иногда кажется — ну чистейшая бессмыслица! Будто из другого мира, серьезно тебе говорю, у нас такого быть не может. Вещи, которым нет на Земле никакого подобия и соответствия, вещи ни с чем не сообразные. Догадываешься, что в них скрыты какие-то возможности, прямо на ощупь чуешь: есть в этом что-то очень важное, значительное, — а как их применить, непонятно.

And it was not only the ideas; it was knowledge also. Bits and bursts of knowledge. Knowledge about things in which I had no interest, things I had never thought of. Knowledge about certain things I'm certain no man knows about. As if someone took a handful of fragmented knowledge, a sort of grab-bag, junk-heap pile of knowledge and dumped it in my brain.”

И тут не только идеи, изобретения, тут еще и знание. Вдруг оказывается я знаю такое, о чем никогда и не подозревал. Какие-то взрывы, откровения. Никогда этим не интересовался, даже не задумывался. Или такое, что наверняка вообще никому на свете не известно. Как будто кто-то взял самые разные факты и сведения, сгреб в одну кучу клочки, обрывки — вперемешку, беж разбору — и запихал мне в башку.

He reached out for the bottle and filled his glass. He gestured at me with the bottle neck and I held out my glass. He filled it to the brim.

“Drink up,” he said. “You got me started and now you hear me out. Tomorrow morning I'll ask myself why I told you all of this. But tonight it seems all right.”

“If you don't want to tell me. If it seems that I am prying...”

Он потянулся за бутылкой, налил себе еще виски. Ткнул горлышком в мою сторону, и я тоже подставил бокал. Шервуд налил мне до краев.

— Пей, — сказал он. — Сам тянул меня за язык, так слушай. Завтра я, верно, стану ломать голову — чего ради я тебе все это выложил. Ну да ладно.

— Если вы не хотите рассказывать... Если вам кажется, что я сую нос, куда не просят...

He waved a hand at me. “All right,” he said, “if you don't want to hear it. Pick up your fifteen hundred.”

I shook my head. “Not yet. Not until I know how come you're giving it to me.”

Шервуд отмахнулся:

— Ладно, не нравится — не слушай. На, бери свои полторы тысячи.

Я покачал головой:

— Нет уж. Сперва объясните, откуда они взялись и почему вы мне их даете.

“It's not my money. I'm just acting as an agent.”

“For this other man? For this other you?”

He nodded.

“That's right,” he said. “I wonder how you guessed.”

— Деньги не мои. Я только посредник. Мне их поручили.

— Кто? Ваш двойник?

Шервуд кивнул:

— Правильно. Как ты догадался?

I gestured at the phone without a dial.

He grimaced. “I've never used the thing,” he said. “Until you told me about the one you found waiting in your office, I never knew anyone who had. I make them by the hundreds...”

“You make them!”

Я показал на телефон без диска. Шервуд поморщился.

— Ни разу не пользовался этой штукой. Вот ты, говоришь, нашел такой же у себя в конторе, а я и не знал, что у кого-то еще такие есть. Я их выпускаю сотнями...

— Вы?!

“Yes, of course I do. Not for myself. For this second self. Although,” he said, leaning across the desk and lowering his voice to a confidential tone, “I'm beginning to suspect it's not a second self.”

“What do you think it is?”

— Ну, ясно. Только не для себя. Для этого двойника. А впрочем (Шервуд подался ко мне через стол, доверительно понизил голос)... я начинаю подозревать, что никакой это не двойник.

— Тогда что же это?

He leaned slowly back in the chair. “Damned if I know,” he said. “There was a time I thought about it and wondered at it and worried over it, but there was no way of knowing. I just don't bother any more. I tell myself there may be others like me. Maybe I am not alone—at least, it's good to think so.”

“But the phone?” I asked.

Он снова медленно откинулся на спинку кресла.

— А черт его знает. Раньше я думал да гадал, ломал голову, покоя не находил — и все равно понять ничего не мог. А теперь мне плевать. Может, есть и еще такие, как я. Может, я не один... все-таки утешение.

— Ну а этот телефон?

“I designed the thing,” he said. “Or perhaps this other person, if it is a person, did. I found it in my mind and I put it down on paper. And I did this, mind you, without knowing what it was or what it was supposed to do. I knew it was a phone of some sort, naturally. But I couldn't, for the life of me, see how it could work. And neither could any of the others who put it into production at the plant. By all the rules of reason, the damn thing shouldn't work.”

— Я сам его спроектировал. Или, может, не я, а тот двойник, если только он человек. Этот телефон вдруг очутился у меня в голове, я и выложил его на бумагу. И учти, я чертил, а сам понятия не имел, что это за штука и для чего она. То есть, конечно, я сообразил, что это какое-то подобие телефона. Но, хоть убей, не понимаю, каким образом он работает. И никто на фабрике не понимает. Если верить законам физики и здравому смыслу, то эта чертовщина просто не может работать.

“But you said there were a lot of other things that seemed to have no purpose.”

“A lot of them,” he said, “but with them I never drew a blueprint, I never tried to make them. But the phone, if that is what you want to call it, was a different proposition. I knew that I should make them and how many might be needed and what to do with them.”

— Но вы сами сказали, ваша фабрика выпускает еще уйму всяких поделок, в которых вроде бы нет никакого толку.

— Сколько угодно, — подтвердил Шервуд. — Но там я не сам составлял планы и чертежи, я их и не касался. А с этим так называемым телефоном совсем другой коленкор. Я знал, что надо такие телефоны производить, знал, сколько их понадобится и что с ними делать.

“What did you do with them?

“I shipped them to an outfit in New Jersey.”

It was utterly insane.

— Что же вы с ними делали?

— Переправлял их одной фирме в Нью-Джерси.

Что за чушь!

“Let me get this straight,” I pleaded. “You found the blueprints in your head and you knew you should make these phones and that you should send them to some place in New Jersey. And you did it without question?”

— Как же так? Значит, у вас в голове неведомо откуда берется чертеж... что-то вам подсказывает — дескать, фабрикуй у себя эти телефоны, а потом отсылай их куда-то в Нью-Джерси. И вы ничтоже сумняшеся покорно все это выполняете?

“Oh, certainly with question. I felt somewhat like a fool. But consider this: this second self, this auxiliary brain, this contact with something else had never let me down. It had saved my business, it had provided good advice, it had never failed me. You can't turn your back on something that has played good fairy to you.”

“I think I see,” I said.

— Какое там ничтоже сумняшеся. Не только сомневался, а чувствовал себя дурак дураком. Но ты сообрази: этот мой двойник, мой второй мозг, неведомый помощник из другого мира — зови, как хочешь, — ни разу меня не подвел. Он спас меня от банкротства, давал дельные советы, столько раз меня выручал. Кто же отвернется от своего доброго гения?

— Кажется, понимаю, — сказал я.

“Of course you do,” he told me. “A gambler rides his luck. An investor plays his hunches. And neither luck nor hunch are as solid and consistent as this thing I have.”

He reached out and picked up the dialless phone and looked at it, then set it down again.

“I brought this one home,” he said, “and put it on the desk. All these years I've waited for a call, but it never came.”

— Чего ж не понять. Игрок верит в свою удачу. Вкладчик, когда покупает акции, полагается на чутье. Но и удача и чутье могут изменить, а тут у меня штука верная и надежная.