All Flesh is Grass

4

I WENT slowly down the hall and there was no sign of Nancy, nor was she on the porch, where I had half expected to find her waiting for me. She had said yes, that I would see her later, that we had a lot to talk about, and I had thought, of course, that she meant tonight. But she might not have meant tonight. She might have meant some other time than this. Or she might have wafted and then grown tired of waiting. After all, I had spent a long time with her father.

Я медленно прошел через прихожую — Нэнси нигде не было видно, ее не оказалось и на веранде, а я-то надеялся, что она меня там ждет. Она ведь сказала — да, попозже увидимся, нам надо о многом поговорить, и я, конечно, решил, что это значит — попозже сегодня же вечером. А может, она совсем этого не думала. Может, она думала — как-нибудь в другой раз. Или, может, она меня ждала, а потом ей надоело. Я ведь и правда очень засиделся у ее отца.

The moon had risen in a cloudless sky and there was not a breath of breeze. The great oaks stood like graven monuments and the summer night was filled with the glittering of moonbeams. I walked down the stairs and stood for a moment at their foot and it seemed for all the world that I was standing in a circle of enchantment. For this, I thought, could not be the old, familiar earth, this place of ghostly, brooding oaken sentinels, this air so drenched with moonlight, this breathless, waiting silence hanging over all, and the faint, other-world perfume that hung above the soft blackness of the ground.

В безоблачном небе взошла луна, в тиши — ни ветерка. Исполинские дубы стояли недвижно, как изваяния, летнюю ночь пронизывали сверкающие нити лунного света. Я спустился с крыльца и замер, будто очутился в каком-то заколдованном круге. Эти великаны-дубы, словно призрачные угрюмые стражи, и все насквозь пронизавший лунный свет, и необъятная тишина, полная затаенным ожиданием чего-то, и слабый, какой-то потусторонний аромат, незримой пеленой стелющийся над податливой чернотой под ногами, — да разве это мой знакомый, привычный мир, моя Земля?

Then the enchantment faded and the glitter went away and I was back once more in the world I knew.

There was a chill in the summer air. Perhaps a chill of disappointment, the chill of being booted out of fairyland, the chill of knowing there was another place I could not hope to stay. I felt the solid concrete of the walk underneath my feet and I could see that the shadowed oaks were only oaks and not graven monuments.

А потом колдовство рассеялось, сверканье померкло — меня вновь окружал тот прежний мир, который я знал с детства.

В летней ночи меня пробирала дрожь. Быть может, то был холод разочарования оттого, что меня выгнали из волшебной страны, от сознания: она существует, эта страна, но у меня нет надежды там остаться. Я ощутил под ногами асфальт дорожки и ясно видел теперь, что тенистые дубы — все-таки просто дубы, а никакие не изваяния.

I shook myself, like a dog coming out of water, and my wits came back together and I went on down the walk. As I neared the car, I fumbled in my pocket for my keys, walking around on the driver's side and opening the door.

I was halfway in the seat before I saw her sitting there, next to the other door.

Я встряхнулся, точно пес, вылезший из воды, окончательно овладел собой и зашагал по дорожке. Вот и моя машина; я обошел ее, нашарил в кармане ключи и распахнул дверцу.

Только усаживаясь за баранку, я увидел, что рядом сидит Нэнси.

“I thought,” she said, “that you were never coming. What did you and Father find to talk so long about?

“A number of things,” I told her. “None of them important.”

“Do you see him often?”

— Я думала, ты уже никогда не придешь, — сказала она. — О чем это вы с отцом так долго рассуждали?

— Да так, о разном. Все пустяки, ничего интересного.

— Ты часто у него бываешь?

“No,” I said. “Not often. “

Somehow I didn't want to tell her this was the first time I had ever talked with him.

I groped in the dark and found the lock and slid in the key.

“A drive,” I said. “Perhaps some place for a drink.”

— Нет, не очень.

Почему-то мне не хотелось объяснять ей, что до этого вечера я ни разу с Шервудом и двух слов не сказал.

В темноте я на ощупь вставил ключ.

— Прокатимся? — предложил я. — Может, заедем куда-нибудь, выпьем по стаканчику?

“No, please,” she said. “I'd rather sit and talk.”

I settled back into the seat.

“It's nice tonight,” she said. “So quiet. There are so few places that are really quiet.”

— Нет, не стоит. Лучше просто посидим и поговорим.

Я откинулся на спинку сиденья.

— Славный вечер, — сказала Нэнси. — Тихо, спокойно. По-настоящему тихое место теперь такая редкость.

“There's a place of enchantment,” I told her, “just outside your porch. I walked into it, but it didn't last. The air was full of moonbeams and there was a faint perfume...”

“That was the flowers,” she said.

“What flowers?

— Тут у вас есть совсем заколдованное местечко, — сказал я. — Как раз перед крыльцом. Я нечаянно ступил на него, да только колдовство быстро пропало. Все заливает луна, и так странно пахнет...

— Это те цветы...

— Какие?

“There's a bed of them in the curve of the walk. All of them those lovely flowers that your father found out in the woods somewhere.”

“So you have them too,” I said. “I guess everyone in the village has a bed of them.”

— На клумбе, что у поворота дорожки. Она вся засажена чудесными цветами, их еще давно отыскал где-то в лесу твой отец.

— Значит, и у вас они растут, — сказал я. — Наверно, в Милвилле в каждом саду есть такая клумба.

“Your father,” she said, “was one of the nicest men I ever knew. When I was a little girl he always gave me flowers. I'd go walking past and he'd pick a flower or two for me.”

— Твой отец был необыкновенно славный, я таких людей больше не встречала. Когда я была маленькая, он всегда мне дарил цветы. Бывало, иду мимо, а он непременно сорвет хоть один цветок и даст мне.

Yes, I thought, I suppose he could be called a nice man. Nice and strong and strange, and yet, despite his strength and strangeness, a very gentle man. He had known the ways of flowers and of all other plants. His tomato plants, I remembered, had grown big and stout and of a dark, deep green, and in the spring everyone had come to get tomato plants from him.

Да, правда, отец был, что называется, очень славный. Славный и сильный, и при этим странный и, однако, несмотря на свою силу и на все свои странности, удивительно мягкий. Цветы, плодовые деревья и все, что растет на земле, он знал, как свои пять пальцев. Помню, кусты томатов у него поднимались высокие, крепкие, листья у них были какого-то особенно густого темно-зеленого света, и по весне весь Милвилл приходил к нему за рассадой.

And there had been that day he'd gone down Dark Hollow way to deliver some tomato plants and cabbage and a box full of perennials to the widow Hicklin and had come back with half a dozen strange, purple-blossomed wild flowers, which he had dug up along the road and brought home, their roots wrapped carefully in a piece of burlap.

И вот однажды отец понес вдове Хиклин томатную и капустную рассаду и корзину многолетних растений — и возвратился с какими-то странными лиловыми цветами: он наткнулся на них по дороге, в Темной Лощине, осторожно выкопал с полдюжины, заботливо окутал корни куском холстины и принес домой.

He had never seen such flowers before and neither, it turned out, had anybody else. He had planted them in a special bed and had tended them with care and the flowers had responded gratefully underneath his hands. So that today there were few flower beds in the village that did not have some of those purple flowers, my father's special flowers.

“Those flowers of his,” asked Nancy. “Did he ever find what kind of flowers they were?”

“No,” I said, “he didn't.”

Никогда еще отец не видывал таких цветов; оказалось, и никто другой их прежде не видел. Отец высадил их на отдельную клумбу, холил за ними, как за малыми детьми, и цветы благодарно отозвались на добрую заботу. И теперь едва ли найдешь в Милвилле клумбу, где не росло бы хоть несколько лиловых цветов — цветов, открытых моим отцом.

— Странные они, эти его цветы, — сказала Нэнси. — А удалось ему определить, к какому виду они относятся?

— Нет, — сказал я, — так и не удалось.

“He could have sent one of them to the university or someplace. Someone could have told him exactly what he'd found.”